Онлайн книга «Имя палача»
|
Маттер поднял руку, делая знак Энгарду помолчать, и произнес, глядя на Ханди, который все так же сидел с закрытыми глазами: – Как давно это было? – Двадцать три года назад. – Все эти годы ты провел рядом с Повелителем? – Нет, я странствовал по разным местам. – Тебя посылал Повелитель? – Да. – Что ты искал? – След Благородно Павшей. – Здесь ее называют Секех? – Здесь она стала Секех. – Повелитель искал место ее последнего боя? – Да. – Это было трудно для него? – Никто не мог знать место боя. – Выходит, она сражалась в разных местах? – Да. – Повелитель хочет знать ее истинное имя? – Да. – Именно поэтому он здесь? – Этого не знает никто. – Как твой повелитель выглядит? – Он огромен. – Что значит огромен? Он похож на человека? – Повелитель многолик. – Что значит «многолик»? Он… похож… на человека? – Он не может быть похож на человека… – Ханди вдруг захрипел, изо рта у него хлынула кровавая пена. Энгард тут же подскочил к креслу, двумя рывками сорвал головные ремни, хлопнул аскета по щеке. Руки его окрасились красным. Ханди трясло так, что вместе с ним ходуном ходило прикрученное к железному полу кресло. – Лисса сюда! – выкрикнул Дериц. – Доктора, живо! Хадден толкнул дверь, заорал в коридоре. Где-то недалеко раздались быстрые шаги. Лицо Ханди посерело, кровь уже не лилась ему на грудь. Дыхание стало прерывистым, и вдруг, заскрежетав зубами, аскет уронил голову набок. Глаза его остекленели. – Что с ним?! – крикнул вбежавший в камеру Лисс. – Вы вкололи только один шприц? – Да, – растерянно ответил Дериц. – Для его размеров это немного… Неужели он убил себя? – Именно. – Тяжело дыша, врач выпрямился, вытер окровавленные руки салфеткой, на которой только что лежал запасной шприц с «говорунчиком». – Он смог вернуть контроль над собой, и что-то произошло… Я сделаю вскрытие и скажу точно, что именно стало причиной смерти. Эта кровь, пена… проклятье, как будто легкие ему разорвало. Мне приходилось читать о заморских убийцах, которые, попав в руки палачей, умели останавливать собственное сердце, но тут какой-то другой метод. Н-не знаю, что и сказать вам, ваша милость… – Ничего уже не надо. – Энгард подошел к рукомойнику у стены, нажал на рычаг и принялся отмывать кровь с ладоней. – Пускай его забирают. Со вскрытием не тяните, это все может быть важно для науки. – Я сейчас же прикажу отправить его ко мне в подвал. Мои помощники давно здесь. – Хотел бы я знать, почему он не сделал это раньше, еще в машине, – задумчиво пробормотал Маттер. – Вероятно, надеялся удрать или еще что… Такие твари обычно живучи и всегда пытаются выкрутиться. – Ты убил его своими вопросами, – очень тихо произнес Энгард. – Он не мог даже представить, что ты знаешь о Повелителе. – Ты думаешь?! – Это очевидно… Он сказал то, о чем говорить не имел права. Что-то сверхважное для него, что-то более значимое, чем жизнь и смерть… – Я помню все до единого слова. – Вот и думай теперь над этим. Маттер встал из-за стола, еще раз посмотрел на скрюченного в кресле рыжебородого рамлийца и поднял свой мешок. – Пойдем к тебе в кабинет, – сказал он. – У меня есть для тебя кое-какие бумаги. Я целых полчаса рылся в спальне отца настоятеля и нашел там несколько интересных векселей. Энгард посторонился, пропуская в камеру двоих дюжих мужчин с носилками, и махнул рукой: – Я уже в нетерпении. Здешний кабинет господина графа сильно отличался от его «логова» в столичном особняке. Меблировку большой комнаты с зеленоватыми бронестеклами окон составляли лишь несколько казенного вида книжных шкафов, письменный стол и три кресла. Войдя, Энгард раздвинул темные шторы, потом открыл нижнюю дверцу бокового шкафа и стал доставать кувшины. – Думаю, нам не вредно будет промочить горло, – заметил он. – Этот день оказался каким-то необычайно длинным. Маттер посмотрел за окно – солнце уже скрылось, лишь оранжево-желтое вечернее зарево над крышей соседнего здания еще сопротивлялось сумеркам. – Да уж, не коротким, – согласился он, запуская руку в просмоленный мешок. – Хотя раньше, лет так двадцать назад, мы с тобой иногда мотались туда-сюда по двое суток кряду и не уставали нисколечко. Энгард разломал печать на плетеной коробочке дорогого печенья и кивком велел Хаддену наполнить стаканы. Маттер тем временем выложил на краешек стола пачку надорванных конвертов, в которых находились какие-то бумаги. Дериц быстро проглядел несколько верхних, а потом вдруг захохотал: – Вот это да, друзья мои! Ты хоть видел, какие тут имена?.. А, Мат? Видел, чьи женушки отписывали эти средства? – Кое-что, – пожал плечами князь. – Мне все это, как ты понимаешь, сейчас ни к чему. Я такими делами больше не занимаюсь. А вот тебе… – Н-да-а… – Энгард аж причмокнул от восторга. – Что ж, теперь можно считать, что некоторые наши сановники у меня в руках и сделают абсолютно все, что я только прикажу, сами, голубчики, своей волей. – Ты предполагаешь устроить процесс? – Дети – у нас! – поднял брови Энгард. – И они расскажут все, что с ними было: как их ловили и везли в столицу. А в обители болтаются эксперты, которые подтвердят, что там подсыхает свеженький Круг для Искупительной Жертвы. Что еще надо? С теми фермерами, из-за которых все и началось, поговорят опытные, обходительные люди. – Полагаю, судьи смогут быть аккуратными. – Об этом ты можешь не переживать. А что касается вашего брата, – Энгард повернулся к Хаддену, – то я даю вам слово, что в процессе он участвовать не будет. Как только все закончится, мы отправим его в дальние дали на границу Королевства. Куда-нибудь в джунгли, и пусть он сидит там до самой старости, не смея высунуть носа. – Я очень благодарен вашей милости, – поклонился Джеш. – Это мы должны быть благодарны вам, – усмехнулся в ответ Дериц. – Беда только в том, что наградить вас должным образом я не могу, не в моем это праве, пока, по крайней мере. Впрочем, мы можем сделать иначе. Покажите-ка мне ваши часы, господин барон. Изумленный, причем не столько просьбой, сколько обращением по титулу, о котором он давно забыл и думать, Хадден достал из кармана серебристые часы и протянул их Энгарду. – Могу я надеяться, что у вас нет никаких сентиментальных воспоминаний, связанных с этой вещицей? – поинтересовался тот. |