
Онлайн книга «Боги просят пощады»
![]() Дима продолжал молчать. Грызла какая-то непонятная обида, а еще - разочарование, острое, чуть ли ни до слез. Он вспомнил рассказ одного своего приятеля, который в школе три года дружил с одноклассницей и всерьез мечтал на ней когда-нибудь жениться. И вдруг 1 сентября в десятом классе не захотел к ней даже подойти. «Понимаешь, - говорил парень, - на ней были такие дурацкие туфли!». Дима понимал, что дело было, конечно, не в туфлях, как и сейчас не в рабочем костюме Ольги. Просто что-то вдруг исчезло, погас какой-то огонек. Даже глаза ее казались пыльными и тусклыми. - Как у вас дела? - спросила Ольга так же строго. - Нормально, - ответил Дима и подумал: «Зачем она пришла? Ждал-ждал - и дождался!» - Что говорят врачи? - Скоро выпишут. - Лекарств хватает? - Вполне. - А кормят как? Это напоминал допрос. Правда, без пристрастия. Дима начал злиться. - Не знаю, как кормят. Мне тут приносят кое-что, не дают с голода умереть. Ольга чуть порозовела. Она вытащила из большой черной сумки - с такими небогатые домохозяйки ходят на рынок - полиэтиленовый пакет и положила его на тумбочку. - Я вам тоже принесла… Яблоки, бананы, печенье, сок. «Ты еще товарный отчет предъяви!» - Спасибо… Оля, - чтобы назвать ее так, а не по имени-отчеству, пришлось приложить усилия. Говорить было не о чем. Диме хотелось только одного - чтобы она поскорее ушла. Похоже, Ольга хотела того же и она раскаивалась, что вообще пришла, но уйти вот так, пробыв «у одра» всего несколько минут, казалось ей неудобным. Она буквально вымучивала вопросы, хороший ли у него сосед и нормально ли показывает телевизор. Дима пытался отвечать развернуто, чтобы ответы заняли побольше времени, но никак не получалось. Наконец Ольга решила, что приличия соблюдены, программа выполнена, можно отступать. - Ну, Дмитрий… Иванович, мне пора. Поправляйтесь скорее. До свидания. - До свидания… Ольга Артемьевна. Спасибо, что пришли. Она быстро вскинула на него глаза, и на мгновение в них мелькнула какая-то растерянность, почти беспомощность. Быстро моргнув, Ольга погасила это выражение, порывисто встала и вышла. Несколько секунд еще было слышно, как цокают по плиточному полу коридора металлические набойки ее «шпилек». Дверь открылась, и Дима вздрогнул, но это вернулся Толик. Он разве что не подпрыгивал от любопытства, что при его комплекции смотрелось как минимум забавно. - Это что за училка была? Жуть! Я уже думал, типа она меня сейчас из класса вытурит. Решил сам уйти. Это случайно не жена? - Нет. Это наш бухгалтер. - Да, Димон, - притворно вздохнул Толик, - что-то сегодня не твой день. Одни тетки мымристые ходят, конкретно. Ну да еще не вечер. Но больше никто не пришел. Дима угрюмо смотрел в потолок и мстительно твердил себе: «Вот, а я тебе говорил, урод, говорил! Не лезь, не про тебя! Пустил слюни? Ах, какая необычная! Что там такого необычного мог Серый себе найти?! Вот и жуй теперь сопли. И какого черта ее только принесло?! Решила христианское милосердие показать?» Дима доказывал себе, что все просто придумал, что Ольга - самая обыкновенная и ничуть ему не нужна. Но получалось плохо. Хотелось плакать. Они посмотрели тупой новорусский боевик, где некое подобие Толика лихо расправлялось равно с вооруженными до зубов бандитами и с продажными ментами, а заодно защищало красивую молодую вдову с малолетним ребенком. Герой, у которого объем головы равнялся объему кулака, судя по всему, окончил вспомогательную школу. Главный злодей - насквозь прогнивший коррумпированный подполковник милиции - казался гораздо более умным и симпатичным. Время шло к полуночи, и Толик по традиции решил подкрепиться. Он с любопытством посмотрел на оставленный Ольгой пакет, к которому Дима так и не притронулся. - У тебя там ничего не стухнет? - Не знаю. - Так посмотри! - Ломает. - Ну давай я посмотрю. - Смотри, - равнодушно разрешил Дима. - Что найдешь, то твое. Толик недоуменно хмыкнул и зашуршал пакетом. Обтер краем простыни крупную «семеренку», хрустнул так, что у Димы появилась оскомина. - Так, яблоки, бананы, печенье. Вкусное, сырное! Сок. Апельсиновый. Ни хрена себе, натуральный, за сорок восемь рублей. А это что? На ладони у Толика сидел керамический ежик с печальной, словно обиженной мордочкой. - Ну надо же, чмо какое! - рассмеялся Толик. - Дай сюда! Дима взял ежика. В носу защипало. Как она угадала? Он с детства был неравнодушен к грустным уродцам. Правда, во времена его детства практически все игрушки были таковыми, но все же по-настоящему очаровательных своим безобразием было мало. И все у него - настоящий паноптикум. Он любил ежей, бегемотов и жаб, а из собак - кривоногих такс, мопсов и бульдогов. Когда-то он мечтал о таксике - черно-подпаловом, длинном, блестящем, как надраенный ваксой сапог Но родители наотрез отказались покупать «урода». Давай купим лучше овчарку, говорили они. Но овчарку Дима не хотел, и тема на этом была закрыта. Дима сжимал ежика в кулаке и глупо улыбался. - Да, Димон, конкретно тебя контузило, - заключил Толик и отвернулся носом к стенке. Не выпуская ежика, Дима взял с тумбочки телефон и набрал номер. Ольга сняла трубку сразу, словно сидела у аппарата и ждала звонка. - Оля, привет, это я, - тихо сказал Дима. - Привет. Дим, ты извини… - Оля, не надо ничего говорить. Спасибо тебе! - Я вела себя как идиотка. Сначала никак не могла решить прийти, а потом… Я так испугалась за тебя! - Олечка, не надо. Все в порядке. Как зовут ежика? - Дима, конечно. Понравился? - Спрашиваешь! - Я приду еще? - Нет, - испугался Дима. - Давай лучше я тебе позвоню, когда выйду. Уже скоро, через пару дней. - Хорошо, - Дима мог поклясться, что она улыбается. - Ну, тогда спокойной ночи. Толик повернулся, состроил гримаску и отвернулся снова. Глава 21. Здесь не было ночных шорохов и шепотов, не прятались по углам шевелящиеся тени, не было острых, как игла, приступов животного ужаса. Только бесконечная, неподвижная, тупая тоска и тревога. Только сны, с каждой ночью все более яркие и страшные. Только воспоминания. Они были не внутри него, они были вокруг. Он сидел в крохотной закрытой комнатке, а призраки и чудовища налегали на дверь, и она трещала под их ударами. Щель становилась все шире, воспоминания просачивались через нее по одному. |