Онлайн книга «Матильда. Тайна Дома Романовых»
|
Это была серьезная угроза, нередко публика именно так и запоминала артиста или актрису – по случившейся неприятности. – Атенсьон! – завопил Иван Карлович, от волнения переходя на дискант и прононс фотографа. – Их Императорские Величества и Высочества. Красавицы мои, не подведите! Звучало это так, словно наступил его последний миг, и спасти могли только балерины… В зал вошли Александр III, Мария Федоровна, князья и сопровождающие, впрочем, числом не очень большим. Великий князь Владимир Александрович сразу бросил взгляд на Леньяни, стоявшую в числе первых, хотя она и не была ни пансионеркой, ни вообще выпускницей. А вот император… – Где Кшесинская? Матильда обмерла, но вынуждена была выступить вперед и приветствовать императорскую чету. – Хорошо танцевали. Прекрасно! Будьте украшением нашего балета. Император терпеть не мог комплименты, совершенно не умел их делать, а потому такая похвала означала высшую степень довольства. Императрица снисходительно улыбалась… Пьерина Леньяни, впервые за последний год оказавшись не в центре внимания, хмуро стояла в стороне. Императору представили еще нескольких выпускниц, но, перед тем как садиться за праздничный стол, он вдруг поинтересовался у Кшесинской: – А где ваше место? – У меня его нет, Ваше Императорское Величество. – Почему?! – У Александра III не только рост внушителен, голос ему под стать. – Я не пансионерка, не обедаю в столовой. – Тогда садитесь рядом со мной. Вот здесь, – он показал на место подле наследника, который в смущении едва не уступил свой стул кому-то. – Но не очень кокетничайте, молодые люди. Едва ли можно покраснеть больше, чем покраснели Николай и Матильда. К счастью, Александр III отвлек внимание окружающих, принявшись расспрашивать о чем-то своем. Все было словно в тумане, Матильда с наследником о чем-то говорили, но она не понимала, о чем, знала только одно: влюблена! А он? Боже мой, разве она вообще могла на это надеяться?! Дома уже знали о бретельке и о том, что Малю сам император попросил стать надеждой и славой балета. Феликс Иванович строго нахмурил брови: – Только не вздумай зазнаваться! Ты должна работать в десять раз больше, чтобы доказать… – Я все понимаю, папа́, – чмокнула его в нос Матильда. Отец в ответ расплылся в улыбке и заключил дочь в объятия: – Я знал, что ты станешь настоящей балериной! Сестре Маля раскрыла свой секрет: – Юля, я весь обед сидела рядом с наследником. – И как он? – Не знаю… Мы все время болтали, но я не помню, о чем. Через пару дней они, гуляя по Большой Морской, увидели наследника. – Маля, смотри, – показала сестре Юлия. – Вижу. – Он смотрит на тебя! Ей-богу, смотрит. Повернись и улыбнись! Случайные встречи, мечты, неясное предчувствие… Что могло быть общего у выпускницы Театрального училища, пусть и зачисленной в корифейки балетной труппы Императорских театров, и наследника престола? Приходилось констатировать, что ни-че-го. Матильда упрямо возражала сестре: – Но мечтать-то мне никто не может запретить! – О чем, Маля? – Просто так. Без мечты скучно… Она уже танцевала в Мариинском театре, получая роли в бенефисных спектаклях других исполнителей. У начинающей балерины завелись даже поклонники, особенно усердствовал рослый поручик какого-то из гвардейских полков. Матильда не разбиралась в их форме, да и не желала разбираться. Поручик не пропускал ни одного спектакля с ее участием и бросал на сцену букеты угрожающих размеров. А еще кричал, подражая супругу блестящей Екатерины Вазем: – Браво, Катька! Почему Катька? Вероятно, поручик просто не знал имени своей прелестницы, а Матильде это давало повод отнекиваться, мол, не меня приветствует. Из-за этого сумасшедшего недолго заработать прозвище «Катька»! В тот вечер, вернувшись со сцены за кулисы, Леньяни посмеялась: – Малечка, готовь ведро, там опять твой поручик вот с таким букетом. Она показала объем руками. Кшесинская только зубами заскрипела, уже весь театр знал его фамилию. Над Кшесинской посмеивались, словно она виновата, что приглянулась этому Воронцову, который почему-то считает балерину обязанной отвечать на его ухаживания. Матильда танцевала, стараясь не смотреть в зал, но невольно слышала восторженные вопли поручика. Когда пришло время поклонов, она вовремя заметила летевший на сцену веник, из-за бездумной смеси цветов и гигантских размеров действительно мало похожий на букет. Ловко увернулась, приняла цветы у какого-то подбежавшего к рампе юнца, послала воздушный поцелуй строгому чиновнику, разглядывавшему ее в лорнет, широко улыбнулась всем, словно не слыша вопля Воронцова: – Кшесинская, я вас люблю! Вы моя! Это ему принадлежал цветочный веник. Наглец полез через оркестр на сцену, его с трудом вернули на место товарищи… Матильда терпеть не могла вот таких проявлений чувств. Нравится ее танец – прекрасно, поднеси красивый букет, приди за кулисы, если выглядишь прилично – пустят. Но на весь зал обещать, что она будет принадлежать только ему… Кшесинскую так разозлило поведение наглеца, что она от души пнула ни в чем не повинный букет. Гусар захохотал: – Обожаемая!.. Это обратная сторона популярности, жаждешь успеха и аплодисментов – будь готова выслушивать вот такие комплименты и уметь отбиваться от назойливых ухажеров. Ей сразу объяснили, что отвадить всех просто не сумеют, нужно научиться защищаться самой. Они с Юлией переодевались, чтобы юркнуть через второй служебный выход и раствориться в темноте ночи неузнанными. За дверью в длинном коридоре послышались крики и робкий протест старика-служащего. Юлия подошла к двери. – Малечка, по-моему, там рвется этот огромный поручик. Петрович его не сдержит. – Юля, выручай, – взмолилась Матильда и юркнула за ширму. Юлия огляделась, присела к гримировальному столу, быстро сунула что-то в рот и отвернулась к зеркалу, словно снимая грим. На самом деле она его наносила – поспешно уродовала правую, не заметную от входа половину лица. А в дверь уже вломился, даже не постучав, тот самый верзила. – Божественная! Я у ваших ног! Приказывайте. Он действительно бухнулся на колени перед сидевшей почти спиной к входу Юлией. Та обернулась и спокойно поинтересовалась: |