Книга Екатерина Арагонская. Истинная королева, страница 74 – Элисон Уэйр

Видя, как Бесси кокетничает с ним и Комптоном, Екатерина разуверилась, что Генрих мог иметь интерес к этой девице, по крайней мере серьезный. Один раз она заметила, как Комптон поманил Генриха к ним, но тот покачал головой и повернулся к Екатерине. Он просиживал рядом с ней каждый второй танец, а в промежутках приглашал спуститься на площадку всех замужних дам по очереди, полагая это долгом приличия. Ни разу Екатерина не заметила, чтобы он хотя бы взглянул в сторону Бесси.

Все в прошлом, сказала себе Екатерина. Так должно быть. Может, ничего вообще и не было.

Двумя днями позже Генрих пришел повидаться с Екатериной.

– Кейт, мне необходимо обсудить с вами одно серьезное дело. Некоторые ваши придворные приходили ко мне в слезах и жаловались, что ваш исповедник блудит с женщинами. Кто-нибудь говорил вам об этом?

– Брат Диего блудит? – переспросила Екатерина, отложив в сторону роскошный чепец, к которому пришивала подкладку. – Никогда в такое не поверю. Но мне известно, что некоторые из моих слуг завидуют его влиянию, и я не исключаю, что они могли все выдумать.

«Или Карос», – подумала она, но упоминать его не стала, чтобы не давать Генриху повода для дальнейшего недовольства Испанией.

– Не возражаете, если я сам его расспрошу? Ничто не должно затрагивать честь моей королевы.

– Конечно не возражаю, – согласилась Екатерина.

При этом она не сводила глаз с Бесси Блаунт: склонив светловолосую головку, та шила напрестольную пелену.

– Во что бы то ни стало расспросите его.

Королева кивком подозвала пажа и послала его за монахом.

Когда брат Диего услышал, какую напраслину на него возводят, его смуглое лицо побагровело от гнева.

– Я отрицаю это, сир! – прорычал исповедник.

– Тем самым вы, верно, намекаете, что к вам плохо относятся? – уточнил Генрих.

– Именно так. И если ко мне плохо относятся, то к королеве – и того хуже!

У Генриха вытянулось лицо, брови нахмурились. Опасался ли ее супруг, что монах сейчас отбросит осмотрительность и обвинит короля в блуде с Бесси Блаунт?

– Вам бы лучше объясниться, – сказал король, – и будьте осторожнее. Я не позволю вам бросать на кого-либо тень подозрения без достаточных причин.

Брат Диего смотрел на короля почти с ненавистью:

– Я имел в виду, ваша милость, что вам бы следовало получше присмотреться к моим обвинителям, прежде чем слушать их наветы. Я знаю, кто они и что они злятся на меня за отказ в отпущении грехов. Их следует удалить со службы ее милости. Одна из них клятвопреступница и изменница, у другой внебрачный сын, а третья ведет безнравственную жизнь.

– Значит, ничто вас не связывает ни с Томасиной Хаверфорд, ни с Сесилией Свон?

Екатерина вздрогнула от неожиданности. Король назвал имена ее прачек!

Брат Диего тоже опешил. И опроверг слова короля после слишком долгой паузы, чем и воспользовался Генрих.

– Ах, вы просто занимались с ними, наглец, так да или нет?

– Нет, сир, я ничего не делал! – огрызнулся монах.

– Я вам не верю и не допущу, чтобы честь моей королевы задевал хотя бы легкий намек на скандал. Вы уволены со службы и немедленно вернетесь в Испанию.

Екатерина собралась было протестовать, но брат Диего опередил ее:

– Ваша милость, это несправедливо. Девять лет я верно служил королеве. Ради нее я вынес много зла. Теперь, ваша милость, вы объявляете меня распутником. Клянусь святым Евангелием, это обвинение ложно! Никогда я не имел ничего общего ни с одной женщиной в вашем королевстве. Меня признали виновным, даже не выслушав! Оклеветавшие меня – мои враги, бесстыдные негодяи! И все же я желал бы забыть обо всех этих нападках и готов остаться в услужении у королевы, если вы хотите этого, но только при условии, что меня выслушают честные судьи.

Никто и никогда, Екатерина была в этом уверена, не говорил с Генрихом в такой снисходительной манере, и неудивительно, что король побагровел от ярости.

– Вы готовы? Вы желали бы забыть… Вы что же, подвергаете сомнению справедливость моих суждений? Я не честный судья? – Он едва не лопался от бешенства. – Убирайся! Во-о-он!

Брат Диего поклонился:

– Как будет угодно вашей милости. – Голос его дрогнул. – Где бы я ни оказался, я буду молиться, чтобы у вас родились сыновья. – Он отвесил поклон Екатерине. – Да пребудет с тобой Господь, дочь моя.

После этого исповедник ушел.

Генрих все еще кипел от гнева:

– Этот человек лжец, да к тому же еще и бабник!

– Если это правда, у вас не было другого выбора, кроме как прогнать его, – выдавила из себя Екатерина, пытаясь свыкнуться с разоблачением монаха.

– Это правда, – упорствовал Генрих. – Женщины, о которых шла речь, пожаловались, что он донимает их. Он фамильярничал с ними в исповедальне, пытался соблазнить их. Я не стану вдаваться в подробности.

За пределами королевской спальни Генрих стыдился обсуждать такие вещи.

Екатерина вспомнила те времена, до ее замужества, когда брат Диего прикасался к ней и она принимала это просто за попытку утешить. Заключалось ли в этих жестах нечто большее? Она с трудом могла заставить себя поверить в это, однако…

– Неужели я оказалась так глупа? – прошептала она после долгой паузы. – Значит, Франсиска была права и дон Луис тоже? Но я отказывалась принимать их доводы. Что же получается, я поступила с Франсиской несправедливо?

– Вы слишком исполнены добродетели, чтобы видеть зло, даже когда оно перед самым вашим носом, – произнес Генрих и умолк.

Думал ли он о другом зле, которого она не замечала, – об услужливой светловолосой деве? Но может быть – Екатерина надеялась на это, – она ошибается.

Генрих прочистил горло.

– Не корите себя, Кейт. Я предпочитаю, чтобы похоть не проникала даже в ваши мысли.

Король ушел, пообещав найти Екатерине нового исповедника. На сердце у нее было неспокойно. Она чувствовала себя виноватой, что не вступилась за брата Диего, а ведь он столько лет служил ей. Она даже не задала ему вопросов сама и не настояла на том, чтобы ему дали возможность объясниться. Генрих, несомненно, прав, и монах вел себя безнравственно. Но и она в этом деле выглядит не лучшим образом.

Раскаялся ли брат Диего в своих ужасных грехах? Если нет или если снова впадал в них, тогда у него мало надежд узреть Царствие Небесное. Священнику доверяют, и обманывать такое доверие – наихудший вид предательства. Но как же могла она так долго оставаться слепой к его порочности? Екатерине не давали покоя сомнения, чувство вины за то, что Генрих – и она сама – поступили с монахом не по совести. Но единственное, что она могла теперь сделать, – это дать брату Диего хорошие рекомендации к королю Фердинанду и отдать его должность Хорхе де Атеке. А еще надеяться, что отстранение послужит монаху уроком.