Книга Доктор, дым и зеркала, страница 67 – Влада Ольховская

Эрмин смерил меня тяжелым взглядом; думаю, сейчас он жалел, что Регинлейв не успела меня убить. Я прекрасно понимала, какие неприятности я ему доставляю, но молчать о таком нельзя, особенно когда один преступник на свободе! А может, даже не один.

Наконец главный врач тяжело вздохнул.

– Будь по-вашему, доктор Сотер. Я организую проверку всех ближайших контактов доктора Норсе. На время этой проверки вы можете жить здесь, если вам так хочется, но постарайтесь не попадать в неприятности. Если проверка ничего не выявит, вы покинете Эпиону добровольно и никогда больше не вернетесь.

Условия не лучшие, это уж точно. Я прекрасно знала, что преступник все еще здесь, и если проверка его не найдет, это будет означать лишь одно: проверка работала плохо.

Но пока я решила не спорить, не рисковать. Я вообще ничего не ответила Эрмину, а он почему-то принял это за согласие.

– Рад видеть, что вы настроены на конструктивную беседу, – сказал он. – Подождите здесь, я отдам соответствующие распоряжения.

Это как же ему должно хотеться выкинуть меня вон, что он на ночь глядя решил сотрудников этим напрягать!

Он вышел из кабинета, оставив меня наедине с Хакиром. Куратор осуждал меня не так открыто, но я чувствовала, что ему не нравятся мои действия.

– Беспокойный вам интерн попался, да? – слабо улыбнулась я.

– Все интерны по-своему сложные. В твоем случае, Дара, меня смущает кое-что другое.

– Что же?

– Ты так рвешься к справедливости, что готова пожертвовать ради нее своим братом.

– Что? – смутилась я. – Я не собираюсь жертвовать Леоном, он здесь вообще не при чем!

– Как он может быть не при чем, если пока мы знаем лишь о двух участниках этой так называемой схемы и Леон – один из них? Твоего брата любили в Эпионе, Дара. Когда он умер, многие искренне скорбели о нем. Он был для них чуть ли не героем – первый человек, ставший резидентом в Эпионе. Что они подумают, если узнают, что он продавал органы нелюдей людям? Что они скажут? Будет ли это способствовать развитию межвидовой дипломатии?

В чем-то он был прав. Я все еще не знала, почему Леон ввязался в это, но он поступил мерзко. Даже я, при всей моей неприязни к нелюдям, не стала бы убивать их ради кражи органов. Леон осознал свою ошибку, его смерть указывала на это, и я не считала, что он достоин посмертного позора.

Но разве он сам не этого бы хотел? Не позора, конечно, а справедливости. Он не пожалел себя, чтобы искупить свои грехи, и хотя в первое время на него польются потоки грязи, жизнь все расставит на свои места.

Леон мертв, и ему нечего бояться. Регинлейв тоже получила свое. Как я могла позволить остальным преступникам уйти безнаказанными?

– Мой брат поймет и простит то, что я делаю.

– Ясно, – кивнул Хакир. – Должен признать, я уважаю твою решительность. Что ты будешь делать, если Эрмин пойдет на твои условия?

– Искать, – коротко ответила я.

– То есть, не ждать, пока найдут следователи, а именно искать?

– Точно, потому что если бы я этого не делала, мы вообще не узнали бы об этой схеме.

– Да, без тебя смерть Леонида приняли бы за самоубийство на фоне нервного срыва и давно забыли бы, – согласился джинн. – Как думаешь, сколько еще сообщников у него было?

– Как минимум один, и я буду искать его. А уж если найду, он нам скажет, кто еще занимался этим.

– Здесь несколько десятков врачей, у тебя будет широкий круг подозреваемых.

– Не слишком. Мне нужно будет выделить того, кто пересекался с Регинлейв и моим братом, отследить его возможности в медицинском плане – что он мог дать такой схеме, проследить за ним. Это сложно, но выполнимо.

Я не знала, получится ли у меня. Если бы Локи был со мной, получилось бы, но с ним все неясно. Андреас… он тоже непредсказуем, может вообще отказаться участвовать в этом. Ему не слишком понравилось убивать Регинлейв!

Но я все равно должна действовать, ради Леона.

– Очень разумный подход, – оценил Хакир. – Однако я могу сэкономить тебе время.

– Назвать сообщника, что ли? – фыркнула я.

Мне казалось, что это шутка – как же иначе? Ничем, кроме шутки, это и не могло быть! Но Хакир ответил неожиданно серьезно:

– Да.

– И кто же это?

– Я.

Мне бы сейчас глупо засмеяться, сделать вид, что я ничего не воспринимаю всерьез, и, может, у меня получилось бы выкрутиться из этой ситуации. А я вместо этого молча смотрела ему в глаза, и до меня постепенно доходило, что он не шутит.

Вот этого я точно не ожидала. Хотя, наверно, должна была! Хакир был другом моего брата, Леон сам не раз говорил об этом. Именно он мог заманить Леона в эту схему! Брата нельзя было подкупить, но можно было обмануть. Правда, на такое был способен далеко не каждый, а только те, кому он доверял. Лучший друг и старший коллега, например!

Я прекрасно понимала, что он говорит мне это не по доброте душевной и не во внезапном припадке честности. Он просто дает понять, что я этот секрет уже никому не открою.

Не говоря ни слова, я сорвалась с места и бросилась к двери. Даже не знаю, на что я надеялась: если Хакир заговорил со мной открыто, значит, он все просчитал. Но не могла же я сидеть перед ним и ждать, когда меня убьют!

Он не дал мне добраться до двери: на моем пути появилась стена алого пламени, не позволившая мне сделать и шагу дальше. И это была не иллюзия: огонь ослеплял меня, я чувствовала его жар.

Обернувшись к Хакиру, я обнаружила, что он уже пылает. Однако ему огонь не вредил – он и был огнем. Пламя вырывалось из его опустевших глазниц, рта, носа и ушей, расползалось по телу сияющим коконом. Зрелище было потустороннее, я даже предположить не могла, что такое возможно.

А еще я поняла кое-что очень важное…

– Ты не джинн!

– Нет, – покачал головой Хакир. – Это всего лишь удобный обман.

– Какой еще удобный обман?!

– Понимаешь ли, милая, я – ифрит. Против моего вида существуют совершенно необоснованные предубеждения, из-за которых многие нелюди и почти все люди считают нас подлецами и обманщиками.

– Действительно, какие могут быть основания! – я сжала кулаки в бессильной ярости. Он обманывал не только меня, он всех обманывал!

– Расизм чистой воды, и не та репутация, которую может позволить себе доктор-резидент. Поэтому я предпочитаю представляться джинном – это родственный вид, но к нему отношение все-таки получше, хотя тоже не сахар. Моих пациентов должно интересовать не то, к какому виду я отношусь, а то, как я их лечу.

– Или какие органы ты продаешь!

– Моих пациентов это как раз не касается – почти. В лечебном отделении редко умирают, то ли дело смертники из хирургического и реанимационного отделения! Нет смысла привлекать столько внимания лично ко мне. Поэтому мне приходилось влиять на состояние моих пациентов, подталкивая их к смерти, только если у них вдруг оказывались редкие и особо ценные органы. В остальное время мы с твоим братом просто выбирали, кто подойдет на роль донора, в других отделениях.