Книга Что скрывают красные маки, страница 9 – Виктория Платова

Впрочем, красота часов не трогает меня. Я равнодушен к ним так же, как равнодушен к анаше, наркобаронам и даже байкам о том, как Маймун переплыл зимой пролив Ла-Манш (это где-то в Италии, а может, в Штатах) и получил за это миллион долларов и жилетку из крокодиловой кожи. В запасе у Осы есть еще с десяток историй, но эти — самые запоминающиеся. Оса рассказывает их только мне (при Улугмуроде и Орзумуроде он про Маймуна особенно не распространяется, держит рот на замке). Но стоит нам с Осой остаться одним, как он тут же заводит песню про Маймуна. Я не знаю, как к этому относиться: то ли Оса посвящает меня в тайну, известную немногим, то ли смеется над малолетним дурачком.

Но не такой уж я дурачок. И не больно-то верю Осе. С миллионом долларов еще можно смириться, но крокодиловая жилетка выглядит совсем уж неправдоподобно.

— Все ты врешь, Оса.

— Я?! Да если хочешь знать… — Помолчав секунду, он решается и подзывает меня, согнув указательный палец.

Губы Осы похожи на наждак ничуть не меньше, чем его пальцы. И теперь сухая наждачная бумага немилосердно трет мне ухо.

— Если хочешь знать, он здесь.

— Кто?

— Маймун. Он сам тебе все расскажет, если мне не веришь.

— Про миллион долларов?

— Про что угодно. Ты такого человека не встречал, зуб даю.

Выходит, Маймун — это не черная дыра, а все-таки человек. Я немного разочарован.

— Он весь мир объездил, где только не был! Вот ты где хотел бы побывать?

— Не знаю. Хочу поехать к папе на выходные.

— Сегодня только вторник. — Оса смотрит на меня с сожалением. — А завтра можно пойти к Маймуну. Все равно делать нечего.

— А там что мы будем делать? У Маймуна?

— Ну-у… Видак смотреть. У него и видак есть со Шварценеггером. И вообще, он его друг.

— Чей?

— Дурак, что ли? Шварц Маймуну друг. Видак посмотреть хочется?

— Не знаю.

— Да и пошел ты! Ай, сс-сука, ты бесишь! Амгя бор! Кыждыл! Магюлиз!..

Оса снова грязно ругается — видно, что терпение у него на исходе. Еще бы, все самые соблазнительные перспективы общения с Маймуном уже обрисованы, а я не вдохновился ничем из предложенного списка. Есть от чего прийти в ярость, но Оса при этом еще обижен и расстроен. Как будто заключил пари на миллион долларов и крокодиловую жилетку, что приведет меня, а я (кыждыл, магюлиз) порчу ему всю малину. Мне становится жаль несчастного Осу.

— Ладно. Пойдем смотреть. А телефон там есть? Ты знаешь, мне надо маме звонить.

— Даже два! — с жаром уверяет меня повеселевший Оса.

…День, пришедший после вторника, — самый обычный. И маршрут, по которому мы с Осой поначалу следуем, самый обычный: в обход Чорсу, мимо сельхозтехникума, а потом — вдоль маленького арыка. Очень жарко, и я уже жалею, что поддался на уговоры Осы: лучше бы мы остались в подвале, Улугмурод и Орзумурод наверняка там.

Потому что с нами их нет.

Братья не сопровождают нас, как делали всегда. Не то чтобы это вызывало во мне беспокойство, но я не перестаю оглядываться: вдруг появятся их короткие тени? Наши с Осой тени тоже короткие и с каждой минутой съеживаются все больше — время близится к полудню.

— Долго еще? — спрашиваю я у Осы.

— Нет. — Он горделиво взбрасывает руку и несколько секунд пялится на швейцарский циферблат. — Минут через десять будем на месте.

— А почему братья не пошли? Не хотят увидеть друга Шварца?

— Не пошли и не пошли. Не звали их — вот и не пошли. Много чести им.

— А нам?

— А нам — в самый раз.

Через десять минут мы оказываемся в месте, куда до сих пор не ступала моя нога (и, как я подозреваю, мамина) — в махалле. Одноэтажные домики лепятся друг к другу, как будто держат круговую оборону. Их облупленные фасады опутаны тонкими трубами и проводами. Кое-где валяется строительный мусор, кое-где стены оплетает виноград, а еще я успеваю разглядеть вывеску на одном из домов –

«САРТАРОШХОНА» ^[10].

Сквозь стекло проглядывает кресло, похожее на трон, пара натертых до блеска зеркал и целая батарея самых разнообразных бутылочек с прикрепленными к узким горловинам резиновыми трубками. Трубки заканчиваются такими же резиновыми грушами. На столешнице из темного камня лежит стопка полотенец, а сверху, на полотенцах, раскрытая бритва с костяной ручкой.

Я ни разу не бывал в парикмахерских (мама стрижет меня и папу сама) — и это большое упущение. Мне хочется немедленно войти под сумрачные своды этой волшебной Сартарошхоны, устроиться в кресле, в котором не побрезговали бы посидеть ни Оцеола, ни Нил Армстронг, — и закрыть глаза.

Вот если бы Маймун оказался владельцем столь чудесного места!

— Ну, чего прилип? — окликает меня Оса.

— Ничего.

— Идем.

— Разве мы не пришли еще?

— Почти.

И правда: не успеваю я додумать целиком захватившую меня мысль о Сартарошхоне, словно о пещере Али-Бабы, как Оса толкает дверь соседнего с ней дома. И мы оказываемся в маленьком аккуратном внутреннем дворике. Видно, что Оса здесь не в первый раз: он уверенно пересекает дворик, направляясь к самому дальнему строению. Мне остается только следовать за ним.

— Подожди здесь, — шепчет мне Оса, стоит нам только оказаться внутри. И исчезает за занавеской.

В полутемном, завешанном коврами коридорчике чуть прохладнее, чем снаружи. Пахнет какой-то едой, но этот запах — не единственный. Есть и другие — знакомые и не очень. Тонкую, въедливую, как будто прибитую пылью анашу я распознаю сразу. И сквозь эту травяную пыль иглами прорастает что-то пряное и острое, как если бы мне пришлось сунуть нос в жестянку со специями. А еще здесь ощутимо отдает кожей, но не грубой; не той, из которой сделаны сумки и башмаки, продающиеся на базаре Чорсу. Не грубой — мягкой.

Такой же мягкой, какими были перышки красноголовой птицы.

Откуда-то издали доносятся приглушенные голоса. Вернее, сразу несколько пар голосов, они накладываются друг на друга. Так что разобрать, о чем голоса пытаются втолковать друг другу, — невозможно. Я и не стараюсь, лишь не оставляю попыток удержать ноздрями запах, который может — вдруг несказанно повезет! — привести меня к птице. Удивительно, но я до сих пор думаю о ней. А еще о Сартарошхоне: что, если попросить Осу зайти туда на обратном пути? Он не сможет мне отказать, ведь я же ему не отказал. Пришел сюда.

И стою, как дурак, в какой-то ковровой норе.

Вдруг Оса позабыл обо мне? Или не выходит нарочно, зная, что я никуда не денусь, вот сс-сука! Джаляб!

— Сс-сука! Джаляб! — шепчу я совсем по-осиному.