Книга Лебединая песня. Любовь покоится в крови, страница 50 – Эдмунд Криспин

— Может, кто-нибудь из коллег писал под его диктовку? — спросил Фен.

— Не исключено. Хотя вряд ли он бы стал взваливать свою работу на чужие плечи. Это трудоемкий процесс: вы не представляете, сколько времени уходит на то, чтобы написать слово «удовлетворительно» двести раз подряд. К тому же Сомерс являлся классным руководителем, и ему приходилось заполнять множество разных граф.

— Понятно. — Фен помолчал. — Заведующие пансионами сами собирают заполненные отчеты?

— Нет. Это работа Уэллса. Он разносит их по пансионам и передает тем, кому нужно.

Фен посмотрел на Уэллса.

— Похоже, часть бланков вы уже унесли, — заметил он. — Здесь их не так много.

— Вы правы, сэр, — подтвердил тот. — Все, что мистер Сомерс заполнил, я забрал в свой кабинет. Здесь остались только те, которые он заполнял сегодня вечером.

Возникла пауза, и сержант, которому не терпелось приступить к делу, спросил:

— Как насчет отпечатков пальцев, суперинтендант?

Стэгг только махнул рукой:

— Позднее. Я уверен, тут все ими заляпано. — Он постучал по столу: — Очевидно, мистер Сомерс за ним работал, когда кто-то его прервал. Он встал, резко развернулся к двери, споткнулся о стул — и тут прозвучал выстрел… — Суперинтендант замолчал, хмуро обдумывая эту сомнительную версию, пока врач не закончил свой осмотр.

— Ну, что? — спросил Стэгг.

Врач отряхнул пыль с коленей и протер глаза.

— Все, как я и ожидал, — ответил он. — Выстрел был с расстояния примерно в шесть футов, а калибр скорее всего тридцать восьмой.

— Шесть футов…

Стэгг перешел на то место, где должен был стоять предполагаемый преступник, и огляделся по сторонам, словно надеясь, что его осенит какая-нибудь идея. Но, судя по всему, этого не случилось.

— Похоже, череп у него был крепкий, — добавил врач, указав на тело, — раз пуля застряла в мозге… Смерть, разумеется, была мгновенной.

— Время смерти? — спросил Стэгг.

— От получаса до полутора часов назад.

Суперинтендант взглянул на часы.

— Сейчас без двадцати двенадцать. Значит, между десятью и одиннадцатью. Что-нибудь еще?

— Больше ничего. Его можно перенести в машину?

Стэгг покачал головой:

— Пока нет. Я обыщу его карманы, а сержант снимет отпечатки пальцев. Потом можете забирать.

Он нагнулся и стал проверять содержимое карманов Сомерса, выкладывая все найденное стол. На первый взгляд в вещах покойного не было ничего неожиданного: ключи, мелочь, бумажник с несколькими банкнотами, удостоверением личности и водительскими правами, карандаш, носовой платок, черепаховый портсигар, потертая зажигалка.

— Господи, а это зачем? — удивился Фен.

В нагрудном кармане Сомерса лежал плотно сложенный листок девственно-белой промокательной бумаги. Стэгг осторожно взял его в руки и произнес:

— В принципе, я не вижу ничего странного в том, что люди носят с собой промокательную бумагу. Мне кажется…

Но Фен выхватил у него листок и сравнил с чистой бумагой, лежавшей в блокноте на столе.

— Тот же сорт, — заметил он, — цвет и размер. — Профессор оглядел комнату. — Здесь еще несколько таких же блокнотов, и все с чистыми листами. — Обернувшись к Уэллсу, он спросил: — Ведь это вы отвечаете за обновление бумаги в блокнотах?

— Да, сэр. Я меняю их регулярно первого числа каждого месяца.

— Уэллс очень пунктуален в подобных вопросах, — вставил директор.

— А сегодня как раз первое июня…

Уэллс подтвердил его слова кивком: после того как в комнате выключили печь, он заметно оживился.

— Да. Я сменил бумагу после обеда, сэр.

— Возможно, Сомерсу просто понадобилось немного бумаги, — предложил свою версию директор, — и он вырвал ее из блокнота. Люди иногда делают так.

Но Фена это не удовлетворило. Он снова обратился к Уэллсу:

— Где вы держите новую бумагу?

— В шкафчике, в своем кабинете.

— А откуда она к вам поступает?

— Из школьной канцелярской лавки.

— Ученикам и учителям продают одну и ту же бумагу?

— Да, сэр.

— А когда вы ее меняете, то кладете в каждый блокнот определенное количество листов?

— Да, сэр. По три больших листа, сложенных вдвое.

— Хорошо, — кивнул Фен. — Проверьте все блокноты в этой комнате, включая тот, которым пользовался Сомерс, и посмотрите, не пропала ли в каком-нибудь из них бумага.

Уэллс, довольный тем, что для него нашлось занятие, немедленно принялся за дело. Стэгг пробормотал:

— Не совсем понимаю, к чему вы клоните, профессор Фен.

— Was ist, ist vernunftig ^[33], — весело ответил тот. — Нам важна каждая деталь, суперинтендант.

Этот уклончивый ответ окончательно сбил Стэгга с толку, и он угрюмо замолчал, глядя, как сержант занимается своей работой. Прочистив пальцы жертвы бензол ином, полицейский прижал их к покрытой чернилами металлической пластине. Затем перенес отпечатки пальцев на листок белой бумаги. Вскоре сержант выпрямился с красным лицом.

— Как насчет наручных часов? — спросил он. — Вам они нужны?

Стэгг усмехнулся:

— Спасибо, что напомнили. — И он наклонился, чтобы расстегнуть ремешок.

Директор, следивший за его действиями, заметил:

— Они надеты не той стороной.

Фен повернул к нему голову:

— Какой?

— Да, он всегда носил часы циферблатом внутрь, на американский манер. А теперь наоборот.

Стэгг поднес часы к уху, осторожно держа их за ремешок.

— В любом случае они не ходят, — сообщил он и взглянул на циферблат. — Стрелки показывают без пяти девять.

— Сломаны? — спросил Фен.

— Понятия не имею.

— Можно отвинтить заднюю крышку?

Суперинтендант подошел к саквояжу сержанта

Гладстона, достал баночку с серой пудрой и с помощью кисточки из верблюжьего волоса распылил ее по внешней и внутренней поверхности часов. Подождав немного, сдул порошок и взял бумажку с отпечатками пальцев Сомерса. Некоторое время он внимательно изучал узор через карманную лупу.

— Здесь везде отпечатки пальцев Сомерса, — наконец произнес он. — Других нет, что и следовало ожидать.

Суперинтендант открутил заднюю крышку часов и осмотрел их механизм.

— Сломаны, — прокомментировал он. — Причем сломаны намеренно.