Книга Синдром Е, страница 46 – Франк Тилье

В конце концов он заснул – свернувшись клубочком в пустой ванне и дрожа, как старая собака. Один, так далеко от своего дома, один – с призраками внутри. Он прижимал к груди маленький паровозик с прицепленной к нему черной вагонеткой для дров и угля.

Слеза катилась по его щеке.

Обычно загруженная Брюссельская кольцевая на этот раз была относительно свободна: за пределы города выбирались совсем уже последние труженики. Из-за сильной жары никакие принятые против загрязнения воздуха меры не помогали, и небо затянула желтоватая дымка. Навигатор четко указывал путь, и Люси с шефом легко нашли в одном из пригородов бельгийской столицы больницу Святого Луки. Ухоженные, выстроенные как по линеечке башни, в которых располагались университетские клиники, были окружены деревьями и излучали спокойную силу. Насколько мог понять Кашмарек, помимо собственно лечения больных, клиники эти – по инициативе и при поддержке связанных с техникой и технологией городских учреждений – выполняли еще и узкоспециальные задачи. Среди прочего одной из них поручили исследования в области нейромаркетинга. Говоря в самом общем виде – изучение того, какие механизмы человеческого мозга включаются во время покупки того или иного товара, с целью лучше разобраться в поведении потребителей.

Жорж Беккер ожидал посетителей в подвале больничного здания, где размещалось диагностическое отделение. Знакомый Клода Пуанье оказался пухлым толстощеким коротышкой, со светлой бородкой и чрезвычайно жизнерадостной физиономией. Глядя на него, трудно было предположить, что перед вами – заметная величина в такой сложной области, как нейровизуализация, если, конечно, считать, что существует какой-либо архетип исследователя. Жорж коротко объяснил приезжим, что в свободное от основной работы время, то есть по окончании приема пациентов, его отделу разрешено использовать аппаратуру в рекламных целях и таким образом зарабатывать деньги. На территории Франции подобное категорически не допускалось.

Они шли и шли по длинным коридорам, и Кашмарек решил все-таки приблизить разговор к цели их с Люси поездки:

– Когда вы познакомились с Клодом Пуанье?

Беккер говорил по-французски с сильным бельгийским акцентом:

– Лет десять назад. Это случилось во время одного из брюссельских коллоквиумов – посвященного развитию образа со времен эпохи Просвещения. Клод очень интересовался тем, как образы передаются из поколения в поколение: посредством иллюстрированной книги, фильма, фотографии, ну и коллективной памяти. Я участвовал в коллоквиуме как ученый, а Клод – как киношник. Мы тут же прониклись друг к другу симпатией. То, что с ним сделали, гнусно.

Приезжие согласились.

– А часто вы встречались?

– Думаю, всего раза два-три в году, но мы постоянно перекидывались мейлами, перезванивались. Клод внимательно следил за моими работами, касающимися мозга, а я, общаясь с ним, старался побольше узнать о кино – и многое узнал.

Они остановились перед застекленной стеной в конце коридора. За стеклом, посреди белой комнаты, был виден огромный лежащий цилиндр, а перед цилиндром – довольно высокая, движущаяся по рельсам кушетка с подголовником в виде полукольца.

– Этот сканер – самый совершенный из аппаратов своего класса. Магнитно-резонансный томограф. Сверхпроводящий соленоид с полем в три тесла, возможность получать изображения срезов мозга каждые полсекунды, мощная система статистического анализа… Вы не страдаете клаустрофобией, майор?

– Нет, а что?

– В таком случае, если не возражаете, сканировать мы будем вас.

Лицо Кашмарека омрачилось.

– Мы приехали сюда ради фильма – по телефону вы вроде сказали, будто что-то удалось открыть…

– Так и есть. Но лучше всего объяснять показывая. Почему же не воспользоваться тем, что томограф сегодня вечером не занят? И знаете, ведь вряд ли вам каждый день предлагают сделать томограмму в машине, которая стоит несколько миллионов евро!

Этот человек, казалось, помешан на науке и просто жаждет поиграть в свои игрушки. Сделать Кашмарека подопытным кроликом, возможно добавив в свою копилку какие-то данные, до которых так охочи исследователи. Люси улыбнулась шефу и похлопала его по плечу:

– Он прав. Ничего тут нет особенного – ну просветят вас насквозь.

Майор что-то проворчал, но ему пришлось согласиться: раз надо – значит надо. А Беккер вместо дальнейших объяснений спросил:

– Вы уже видели этот чертов фильм?

– Нет, пока еще не было времени, мы только что скачали его в наши компьютеры. Но моя коллега по дороге сюда рассказала мне содержание.

– Отлично. Вот вам и случай посмотреть кино. Только внутри сканера. Вас ждет мой ассистент. Да, скажите, на вас нет ничего металлического? Зубные протезы там, пирсинг?

– Ну… есть…

Он – весь в колебаниях – посмотрел на Люси:

– Есть на пупке.

Люси зажала себе рот – не дай бог расхохотаться! – и повернулась к аппаратуре, делая вид, что рассматривает ее, между тем как ученый невозмутимо продолжал:

– Придется снять. Вас положат на этот стол и дадут очки, которые на самом деле представляют собой два пикселизированных экрана. Во время показа фильма аппаратура будет регистрировать активность вашего мозга. Пожалуйста…

Кашмарек вздохнул:

– Господи, знала бы моя жена…

Майор отправился в белую комнату, где его ждал человек в белом халате, а Люси с хозяином лаборатории поднялись в помещение типа командного пункта: куда ни глянь – мониторы, разноцветные кнопки и компьютеры. Можно было подумать, они в интерьере летающего корабля из «Star Trek» ^[14]. Пока Кашмарек устраивался на столе-кушетке, Люси задала вопрос, который давно уже вертелся на языке:

– А теперь-то что, собственно, будет?

– А теперь мы будем смотреть фильм одновременно с ним, но как будто изнутри его мозга. Впрямую.

Беккер явно забавлялся, глядя на удивленную собеседницу.

– Сегодня, уважаемый лейтенант полиции, мы стоим на пути проникновения в важнейшие тайны мозга, особенно в те, что связаны с изображением и звуком. Самый древний карточный фокус – отгадывание карты – очень скоро можно будет засунуть куда-нибудь в дальний угол чердака.

– Что вы этим хотите сказать?

– Если вы покажете вашему коллеге, находящемуся под этим сканером, игральную карту, я смогу угадать, что это за карта, видя на мониторе отображение активности его мозга.

Внизу чувствующий себя не слишком уверенно майор укладывался на стол. Ассистент надел на него странные очки с квадратной оправой и матовыми стеклами.

– То есть вы хотите сказать, что… можете читать мысли?

– Чтение мыслей теперь не совсем химера, потому как самые простые мыслеобразы мы способны спроецировать на экран уже сегодня. Когда вы на что-то смотрите, включаются тысячи мельчайших участков зрительной коры головного мозга и в элементах, которые мы называем вокселями, воссоздается та же, практически единственная в своем роде картинка. Таким образом, мы – с помощью сложных математических вычислений – получаем возможность соединить изображение с картографией мозга и зарегистрировать все в своей базе данных. Можно и наоборот: поскольку любой набор вокселей отражает данные, полученные с томографа, и теоретически соответствует некоему изображению, мы способны, найдя в своей базе эти данные, восстановить их в образ и, стало быть, показать, о чем вы думаете.