Книга Метро 2033. Пифия, страница 95 – Сергей Москвин, Дмитрий Глуховский

– Потому что она любит меня как мама, а я – ее.

Ответ был очень простым, но доктор почему-то все равно его не понял.

– Никогда бы не подумал, что Валькирия способна кого-то полюбить. Что в ком-то из нас еще осталось это чувство… Но если даже она…

– Мама не такая! Она изменилась, – перебила его Майка. Она не сердилась на доктора, ведь он не знает ее маму, но ей не нравилось, как он о ней говорил.

– Да, по-видимому, изменилась. И очень сильно, – согласился доктор и замолчал.

Надолго замолчал, но Майка терпеливо ждала. Рано или поздно в жизни каждого человека приходит момент, когда ему нужно о многом подумать: о том, что он сделал хорошего и плохого и что ему еще предстоит. Именно такой момент сейчас для доктора и наступил.

– А вот меня… – Он зачем-то взял в руки пустую тетрадь с деревянного ящика и начал перелистывать страницы. – Смогла бы ты, нет, не полюбить меня, а хотя бы простить?

– За что простить? – спрашивает у него Майка.

Доктор опять надолго замолкает, но говорит совсем не о том, что она ждет от него услышать.

– Давай выпьем чая, – предложил он.

– Давай. – Майка кивнула.

Чай она любит.

* * *

За дверью комнаты для допросов ждали двое.

– Заочно вы уже знакомы, но я все же представлю вас друг другу. – Стратег указал на зверя в человеческом обличье и объявил: – Зоркий. А это…

– Мне наплевать, как ее зовут, – растягивая слова, ответил тот. Так же лениво он говорил, когда грозил содрать с нее кожу или вонзал в тело раскаленное на огне шило. Гончая до сих пор помнила бордовое расплющенное жало, испачканное запекшейся кровью. Ее кровью.

– Мне тоже, – взглянув в глаза зверю, ответила она. Потому что всегда называла его одинаково – Палач.

Для него это было не просто имя. Это была его профессия, его занятие и его страсть. До встречи с ним в лубянском подземелье Гончая и не подозревала, что чужая боль может кому-то доставлять удовольствие. Палач не просто получал удовольствие от ее мучений – они приводили его в экстаз. В те редкие мгновения, когда тиски боли отпускали ее сознание, Гончая видела перед собой лицо Палача и его горящие от возбуждения глаза. Похожие глаза она встречала только у законченных наркоманов. Палач и был таким наркоманом, но наркотиком для него служила не ханка и не косяк дури, а пытки обезумевших от страданий людей, на которые он был большой мастер.

– А это однопартиец и отчасти коллега Зоркого. Его зовут Левша, – представил Стратег спутника Палача.

Гончая перевела на него взгляд. Она не успела толком рассмотреть тех, кто напал на нее в палатке Очко, но могла поспорить, что Левши среди них не было. Человека с такой внешностью сложно было с кем-нибудь перепутать. Он не выделялся ни ростом, ни телосложением, а на фоне широкоплечего, коренастого Палача вообще казался дохляком. Но натруженные руки говорили о недюжинной силе, а обожженное с левой стороны лицо, покрытое сеткой мелких, но глубоких шрамов, и особенно черная повязка на левом глазу свидетельствовали о том, что ему приходилось бывать в переделках. Скорее всего, он был уже не молод, хотя Гончая допускала, что такое впечатление создают ожог и шрамы на лице.

Погруженный в свои мысли Левша ничего не ответил и даже не взглянул на Гончую. Что и говорить, колоритная подобралась компания – палач-изувер, одноглазый молчун, самопровозглашенный режиссер и побитая Гончая сука.

В конце концов, Стратегу надоело дурачиться, и он сменил тон на более серьезный.

– Приведи брамина. Мы будем ждать наверху.

Однако Палач, к которому относились эти слова, не сдвинулся с места.

– Без наручников эта отсюда не выйдет.

На Гончую он не смотрел, но она и так поняла, кого он имеет в виду.

– Надень, – приказал Гончей Стратег, подтвердив, что его обещание избавить ее от оков всего лишь пустые слова.

Гончая молча вернулась в допросную, защелкнула на руках оставленные на столе наручники и, выйдя оттуда, продемонстрировала Палачу скованные запястья. Но он этим не удовлетворился и затянул браслеты так, что наручники врезались в кожу.

– Теперь не разойдешься.

Гончая с трудом сдержалась, чтобы не застонать от боли. Вместо этого она, глядя в глаза Палачу, пропела строчку из старинного романса, подслушанного у своей матери.

– Мы странно встретились и странно разойдемся ^[3].

Наверное, если бы она врезала ему наручниками по роже, эффект был бы меньший. Самодовольное выражение мгновенно исчезло с лица Палача, сменившись гневом и раздражением.

– Я посмотрю, как ты потом запоешь, – выплюнул он ей в лицо.

Гончая лишь улыбнулась в ответ. Ради такого момента можно и боль потерпеть. Да и не так уж сильно давили наручники. К тому же теперь у нее был ключ.

Стратег решил, что ему пора вмешаться.

– Возьми брамина и отведи на платформу, – повторил он, и на этот раз Палач отправился выполнять приказание.

Словно деревянный чурбак с приделанными к нему человеческими руками и ногами катился по узкому коридору. Но, отдавая Палачу должное, Гончая вынуждена была признать, что он двигается проворно и совершенно бесшумно.

– На твоем месте я бы не злил его, если не хочешь вообще остаться без рук, – заметил Стратег, когда Палач отошел на достаточное расстояние.

– А на твоем месте я бы вообще не связывалась с ним! Он же маньяк! – В отличие от Стратега Гончая не пыталась скрыть от Палача свои слова и не понижала голос.

Она не рассчитывала, что Стратег согласится с ней – тот не сделал бы этого, даже если бы был на сто процентов уверен в ее правоте, но и такой реакции тоже не ожидала. Стратег лишь усмехнулся в ответ.

– Что с того? Самые лучшие исполнители получаются именно из маньяков. Нужно лишь правильно подбирать для них роли. Зоркий один из лучших бойцов Красной Линии, а в том месте, куда мы направляемся, нам понадобятся именно такие.

Гончая тоже усмехнулась. Он сказал «нам», словно в этот раз они были заодно и ее запястья не сковывали наручники.

* * *

Коридор закончился крутой двухпролетной лестницей, которая вывела в перегон, похожий на обводной туннель или межлинейник. Здесь даже имелось электрическое освещение, но толку от него было немного, так как металлические сетки-намордники, закрывающие лампы, настолько забились пылью, что практически не пропускали света. Напротив выхода из подвала на рельсах стояла бронированная дрезина на дизельном ходу – этакий угловатый стальной монстр с прорезанными в железных листах бойницами.

Возле дрезины топтались двое вооруженных часовых в таких же, как у брамина, стеганых телогрейках и одинаковых армейских кепках с нашитыми на них красными матерчатыми звездами. Может, часовые охраняли не дрезину, а вход и выход из подвала, но Гончей было на это плевать. Стратег и одноглазый Левша едва ли обратили на часовых больше внимания.