Книга Рерих, страница 40 – Максим Дубаев

Сам Николай Рерих довольно скупо рассказывал о совместной со Стравинским работе над скандальным и всемирно известным балетом.

«Вспомним музыкантов и писателей, русских и иностранцев, бывших в Талашкине, — писал Николай Рерих. — Стравинский на балясине Малютинского теремка написал лад из „Весны священной“… Но часто, ох как часто лучшие мечты оказывались искаженными. В 1913 году в „Весне священной“ заднее панно картины, к моему ужасу, вместо полусферы начали вешать павильоном со складками по углам — поперек пейзажа. Позвал Дягилева: „Смотри, что за ужас!“ Дягилев вскинул монокль и, увидев, что дело безнадежно, „успокоил“: „Да ведь смотреть-то кто будет!“ На том и кончилось» ^[149].

Назначение 30-летнего Николая Рериха на должность директора школы Общества поощрения художеств в 1906 году, естественно, не могло не вызвать зависти и негодования многих молодых и пожилых художников. «Молодой да ранний», — называли его мирискусники.

В день вступления в должность в почтовый ящик Общества поощрения художеств было опущено несколько анонимных писем, среди которых самым безобидным был текст такого содержания:

«Делай, негодяй, революционную Школу Императорскую».

Подобные письма появлялись и среди домашней почты Николая Константиновича.

С приходом нового директора школа Общества поощрения художеств совершенно изменилась. Были приглашены новые преподаватели: В. В. Матэ, Я. Ф. Ционглинский, которого Рерих знал по выставкам «Мира искусства», А. Афанасьев, автор иллюстраций к сказке П. Ершова «Конек-Горбунок», и график И. Я. Билибин. Пришли в школу и старые товарищи по мастерской Куинджи — К. К. Вроблевский, В. И. Зарубин, А. А. Рылов и Н. П. Химона, художественный критик С. К. Маковский, архитектор А. В. Щусев, скульптор И. Андреолетти и многие другие.

Такой смене преподавательского состава, естественно, препятствовали ставший теперь вице-председателем Общества М. П. Боткин и вице-президент Академии художеств граф И. И. Толстой. Правда, и у Рериха тоже нашлись высокие покровители — принцесса Е. М. Ольденбургская, председательница Общества поощрения художеств.

В первый же год Н. К. Рерих восстановил в школе педагогический совет, который был почти упразднен прежним директором Сабанеевым. При старом директоре функции совета были сведены к тому, что два раза в год, накануне экзаменов, члены совета посещали классы и высказывали свое мнение, с которым, конечно, никто не считался. При Николае Константиновиче он стал руководящим органом школы, все планы обсуждались вначале на совете, а потом утверждались директором школы.

Театральный художник Елена Михайловна Бебутова-Кузнецова, представительница русского авангарда 1920–1930-х годов, а в то время ученица школы Общества поощрения художеств, вспоминала, как однажды, во время очередной весенней выставки ученических работ, приехала жена петербургского градоначальника в сопровождении одного из своих знакомых и властно заявила, что хочет немедленно перед открытием осмотреть выставку учащихся. Она буквально оббежала все залы и, ничего не сказав, тут же уехала. А через час по телефону позвонил градоначальник и потребовал директора Художественной школы. Рерих взял трубку.

— Говорит градоначальник, господин директор, сейчас моя жена была в залах на выставке ваших учащихся, и буквально от стыда не знала, куда ей смотреть, всюду голые мужчины и совершенно голые женщины, это самый откровенный разврат, и этим занимаются юноши и молодые девушки — учащиеся. Чему вы их учите? Будьте любезны принять соответствующие меры, чтобы прекратить это безобразие.

— Хорошо, — спокойно отвечал Рерих, — меры будут приняты, будьте спокойны.

Несколько человек находились в это время в зале и с ужасом ожидали, какие же меры будут приняты.

— Неужели убирать будут все, кроме натюрмортов, и все наши труды и надежды пропадут даром?

Вдруг послышался холодный и решительный голос Николая Константиновича:

— Семен, принесите из склада негрунтованного холста, аршинной ширины.

Семен появился с целым тюком сурового холста.

— Теперь, — сказал Рерих ученикам, — сделаем перевеску: мужские модели отдельно по правой стенке, а женские по левой. Помогайте и запоминайте, что и как висело раньше.

Все ученики тряслись за свои шедевры и хорошо запомнили, где какая картина висела.

— Теперь протягивайте холст, закрывая мужчин от пояса до колен, женщин — от плеч до колен.

Рерих был очень доволен и улыбался своему изобретению.

Когда все было сделано, он позвонил в редакцию журнала «Огонек» и попросил прислать фотографа срочно отснять выставку, а когда будут готовы фотографии, поместить их в ближайшем номере.

Это возымело действие. Публика буквально хлынула в первый же день вернисажа и очень быстро заполнила выставочный зал. Обнаженные модели, стыдливо прикрытые холстом, вызвали шум и хохот.

К официальному открытию Рерих велел снять холст и развесить экспонаты, как прежде.

— Что же будет теперь, Николай Константинович? — спрашивали испуганные ученики Рериха.

— А ничего не будет.

— А если градоначальник не удовлетворится этим?

— Тогда я пошлю его в Эрмитаж, ему это будет полезно, наверное, там он никогда не был. Посмотрит Рубенса и другие картины.

И действительно, градоначальник сел в такую калошу, что не рад был, что связался с директором школы, и решил промолчать.

Победа осталась за Рерихом, и это еще больше подняло его авторитет в школе и в Обществе поощрения художеств.

Уже в 1909 году Николай Рерих стал действительным членом Императорской академии художеств, и с этого момента свои официальные письма он подписывал «Академик Н. К. Рерих». Представление, написанное накануне голосования в Академии художеств, как бы подводит итог и очерчивает основные вехи первого периода жизни Н. К. Рериха: