Онлайн книга «Путник, зашедший переночевать»
|
Смотрю я, на этого говоруна: высокий парень, лицо полное, круглое, плечи широкие, ноги длинные. И я чувствую, что рад ему вдвойне. Во-первых, я рад, что в Шибуше есть высокие и сильные парни. А во-вторых, меня радует, что он сионист и отдаст свои силы Израилю. Я говорю ему: «Твои бы силы — Стране Израиля», и он доброжелательно улыбается в ответ. Я спрашиваю его: «Ну, когда же ты собираешься взойти в Страну?» А он мне отвечает: «У меня еще много работы тут». Я интересуюсь: «Что же это за работа, которой у тебя тут так много?» Тогда он открывает свой портфель, говорит мне: «Хотите посмотреть?» — и вытаскивает из этого портфеля кучу каких-то меморандумов и докладных, десятки брошюр, сотни тетрадей и листовок, не говоря уже о бесчисленных газетах и журнальчиках. И увлеченно рассказывает мне, как он ездит с одной конференции на другую, из одного места в другое и всюду читает доклады, организовывает ячейки и так далее и тому подобное. Чтобы не прерывать грубо наш разговор, я спрашиваю его, бывает ли он и у наших друзей в их деревне. А он отвечает: «Нет, с этими я не имею дела». «По какой же причине?» «По многим причинам. Во-первых, они не числятся в нашей организации. Во-вторых…». Я вынул свои часы и посмотрел на них как человек, у которого много дел и время его поджимает. Он увидел, что я тороплюсь, и спросил: «Когда же вы заглянете к нам?» «Зачем?» «Чтобы прочесть доклад нашим членам». «А разве вам не хватает своих докладчиков?» «И тем не менее…» «А что тогда будешь делать ты?» «Я открою собрание или добавлю после вашего выступления…» И тут мимо нас прошла госпожа Сара. Я сказал нашему сионисту: «Извини, мне нужно кое-что сказать этой женщине!» «Но когда же вы придете?» «Куда?» «Ну, сделать у нас доклад». Я сказал: «Знаешь что, ты пока начни и сделай свое добавление к моим словам…» Застенчивые глаза госпожи Сары сверкнули мне навстречу из-под нового платка. Да, велики праведники и после смерти своей. Вот книга знаменитого отца через много лет после его смерти помогла его дочери купить себе новый платок. Я поклонился и осведомился о ее здоровье. Я всю жизнь провел среди значительных людей и часто забывал склонить перед ними голову. Но когда передо мной появилась эта женщина, моя голова склонилась как бы сама собой. Она спросила, что мне написали из Страны Израиля о книге ее отца. Рады ли были там удостоиться прибытия этой книги? Мне пришлось схитрить. Я не признался, что еще не послал книгу, а сказал, будто бы уже получил оттуда ответ, от пары молодых репатриантов, людей, далеких от иудаизма, хотя и не совсем-совсем далеких, ведь в Стране Израиля нет таких людей, которые-творят зло вместо добра, так что «далекость» здесь имеется в виду скорее духовная, и вот когда женщине приспело время рожать, ее муж пришел в родильный дом и попросил для нее эту книгу, а заведующий родильным домом, человек умный, сначала отказал ему, сказав: «Как я могу дать вам эту книгу, если ее праведный автор отрицает такие вредные взгляды, как ваши?» — и тогда тот молодой халуц [242] пообещал отказаться от своих вредных взглядов, и его жена согласилась с ним, и им дали эту книгу, и можно думать, что они выполнили свое обещание, ведь современные люди обычно держат свое слово. В общем, все, что я ей наболтал, не имеет особой важности, какая уж там важность у придуманных слов. Куда важнее были слова госпожи Сары, которая сказала: «Я уверена, что книга нашего праведника-отца еще множество сердец повернет на правильный путь». Возвращаясь в гостиницу, я все время напоминал себе, что нужно немедленно отправить эту книгу в Страну Израиля, пока эта женщина не узнала, что ее собеседник все выдумал. В гостинице я спросил Крульку, нет ли у нее толстой бумаги, чтобы завернуть посылку, и веревочки, чтобы ее перевязать. Крулька сказала, что веревочка найдется, а вот бумаги в доме нет. Был у них большой лист толстой бумаги, но хозяин разложил на нем изюм, чтобы сделать вино на Песах. Я оделся и отправился в магазин купить себе бумагу. А тут уже близилось время минхи, и наш раввин вышел прогуляться перед началом молитвы. Он шел, заложив руки за спину и волоча за собой палку. Увидев меня, он спросил: «Видел ли господин моего сына?» Я ответил, что видел. «Я знаю, что вы его видели, — сказал он, — я имею в виду видение духовное, глубинное. Каково мнение господина: мой сын — большой писатель?» Я признался, что не читал его произведений. Он удивился: «Если даже такие, как вы, не читают его статей, кто же тогда их читает?» «Я и такие, как я, читают Гемару», — сказал я. «А для кого же пишет он?» «Может быть, для простых людей?» предположил я. «Для простых людей? Лучше бы простые люди читали „Хайей адам“ или „Кицур Шульхан арух“ [243] и знали, что от них требуется. А почему господин не показывается больше у меня?» Я обещал ему прийти. «Когда?» «Завтра». Да не накажет меня Господь за то, что я не сдержал своего слова. Уже темнело, когда я распрощался с раввином. Солнце зашло, но луна еще не вышла. В былые времена парни и девушки выходили в эту пору гулять и специальный человек с лестницей на плече шел с одного конца города до другого, от фонаря к фонарю, и зажигал их все, и парни смотрели на девушек, а девушки опускали головы, и большая радость наполняла город, потому что люди тогда любили друг друга и их радовало, когда они встречались друг с другом. И было вполне естественно, что они радовались встречам, поскольку все они были красивы и красиво одеты. А сейчас фонари разбиты, керосина недостает, и владелец лестницы не появляется, и дороги разбиты, и нет на улицах людей. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь еще гулял в эту пору по городу, кроме меня да Игнаца. |