Книга На крыльях. Музыкальный приворот, страница 92 – Анна Джейн

Поцелуи стали жарче, чем в подъезде, объятия – откровеннее, но их обоих это не смущало.

На пол полетела футболка Келлы, следом – ночная рубашка Нины, от которой та избавилась, совершенно не жалея. Затем оба они буквально упали на кровать, и единственное, что успела сделать Нина – выключить нижний свет, заставив комнату погрузиться в темноту.

В этой темноте Нина могла быть слабой и ведомой, разрешая Келле делать то, что он хочет, и получая от этого удовольствие. И он, понимая это, старался, вкладывая в каждое движение столько нежности, сколько мог.

В какой-то момент девушка, не сдержавшись, вскрикнула.

– Тихо, – тотчас зажал ей рот широкой ладонью Келла. Вместо ответа девушка больно его укусила. Сам бы попробовал молчать, Рылий!

А он лишь усмехнулся и поцеловал ее, заводя ее руки над головой.

Искры, которые сейчас летали между ними, превратились в огни, и там, где эти огни касались их кожи, бежали мурашки. Дополнительную остроту ощущениям придавал тот факт, что родственники Нины были дома.

– Никто же не услышит? – спросила тихо девушка, а Келла, помотав головой, вновь стал ее целовать, опираясь на руки. На лбу выступили капли пота, по позвоночнику проносились волны жара, и мышцы были напряжены так, что казались стальными – Нина чувствовала их под своими пальцами. Сейчас Келле было все равно – даже если и услышат и начнут долбиться в комнату, он не откроет им дверь. Потому что сейчас есть только он и она. И стук их сердец. А их – нет. Они там – за гранью.

И пошли они все к черту.

Только когда за окном стало светать и на востоке слабо заалело небо, они оторвались друг от друга. Лежали рядом – плечо к плечу – и смотрели на потолок. Ей хотелось воды, ему – курить, а им обоим – спать.

– Уходи, – обессиленно шепнула Нина. Ей совершено не хотелось, чтобы родители застали их вместе. Тогда отцу придется действительно вызывать «скорую».

– Подожди, Королева, – отвечал Келла, глаза которого закрывались. – Скоро уйду.

Они сами не поняли, как заснули, наслаждаясь теплом друг друга. Ночь для обоих была жаркой, несмотря на то, что за окном дул прохладный ветер и накрапывал дождь.

Разбудил их стук в дверь примерно в девятом часу.

– Дочь! – громыхал Виктор Андреевич. – Ты почему не на учебе? Совсем со своей свадьбой обалдела?! Немедленно просыпайся!

Он громко стучал в дверь – в отличие от Софьи Павловны, которая тихим стуком дочь разбудить не смогла.

Нина нехотя разлепила глаза, чувствуя себя так, будто вчера весь день была в тренажерном зале. Келла спал на боку, вольготно положив руку ей на обнаженный живот. Девушка с силой толкнула его в плечо.

– Что? – не сразу понял парень, что происходит.

– Папа, – прошептала в панике девушка, хватая с пола ночную рубашку и натягивая на себя задом наперед.

Келла выругался. Не так он себе представлял утро пробуждения с любимой девушкой.

– Я сейчас сам дверь открою! – пригрозил за стеной Виктор Андреевич. В замке что-то зашебуршало – видимо, Журавль-старший вновь использовал свой излюбленный метод с ножом.

Понимая, что Келла не успевает спрятаться, Нинка одним движением зашвырнула под кровать его вещи и велела парню с головой укрыться одеялом – благо, что оно было пуховым и широким. Тот как котенок свернулся около ее ног, трясясь от душившего его смеха.

Когда обеспокоенный Ниночкин папа ворвался в комнату, Нина сделала вид, что только проснулась.

– Что такое, папочка? – спросила она хриплым – словно спросонья – голосом.

– Тебя вся семья добудиться не может! – заорал Виктор Андреевич. – Тебе в университет что, не надо?!

– Нам к третьей паре, папа, – смиренно отвечала Нина, приподнимаясь на локтях.

– Я же говорила, Витя, – появилась в комнате Софья Павловна, которая так внимательно посмотрела на дочь, что та почувствовала себя неуютно. А тут еще и Келла стал ее щекотать за ногу. Журавль щекотку терпеть не могла и едва держалась.

– Зачем ты меня разбудил, папа? Мне же еще можно целых два часа спать! – попыталась наехать на отца Нина, молясь, чтобы родители быстрее покинули ее комнату.

– Раньше ты что-то к третьей паре не ходила, – не собирался чувствовать себя виноватым дядя Витя. – Забросила учебу из-за свадьбы с этим недорослем!

– У нас преподаватель заболел, – сказала чистую правду Нина. – Две его пары отменили. Можешь позвонить в деканат и узнать.

– И позвоню! И узнаю!

– Извиниться потом не забудь, папочка, – раздраженно фыркнула Нина, которой надоела вся эта клоунада. А Келла под одеялом – еще больше.

– Смотри – не смей забрасывать учебу, дочь, – пригрозил Виктор Андреевич. Убедившись, что с Ниной все в порядке и на учебу она, как говорится, не забила, он подостыл.

– Витя, хватит, – тронула за руку супруга Софья Павловна.

– Что – Витя? – взвился Журавль. – Мне, между прочим, сегодня с родителями нашего Зелибобы встречаться!

– Мне тоже, – не преминула заметить Софья Павловна. – Дорогой, нам пора. Пойдем уже. Пусть Нина еще поспит.

– Пусть… – Тут взгляд Виктора Петровича упал на стоящую в углу обувь Келлы – на черные кроссовки. Глаза у Журавля округлились.

– Эт-то еще что такое? – брезгливо поднял он за шнурок одну кроссовку и придирчиво ее обсмотрел.

У Нины внутри все похолодело. И даже Келла перестал ее щекотать под одеялом.

Мать снова одарила девушку долгим взглядом, но ничего не сказала.

– Это обувь Ефима, – призналась Нина, вздыхая.

– И что обувь этого твоего Ефима, прости Господи, Александровича, делает у тебя в комнате? – поинтересовался Виктор Андреевич.

– Стоит, – пожала плечами девушка.

– Стоит? А в шкафу сам Ефим Александрович не стоит случаем?! – рявкнул дядя Витя, подбежал к шкафу и рывком его распахнул, явно ожидая дежавю.

В шкафу, однако, никаких Ефимов Александровичей не наблюдалось, что дядю Витю весьма озадачило. Можно даже сказать – разочаровало.

Келла под одеялом хмыкнул, с трудом сдерживая смех.

– Папа! – возопила Нина, которая сохраняла отличное самообладание. – За кого ты меня принимаешь?! Он просто забыл у меня эти свои кроссовки в машине! А я принесла их домой, чтобы постирать!

«Хорошо, что его вещи под кроватью», – подумала про себя девушка мрачно. Как бы она объясняла наличие джинсов, девушка понятия не имела.

Виктор Андреевич едва ли не схватился за сердце.

– Моя бесценная дочь… Опустилась до того… Чтобы стирать кроссовки какому-то голодранцу. Какой-то Зелибобе! Это крах, Соня, – сообщил Журавль-старший жене, которая стояла, поджав губы. – Мы все-таки продали нашу дочь! Обрекли ее на служение этому синемордому утырку!