Онлайн книга «В окопах. 1916 год. Хроника одного полка»
– Кристина, – повторил Смолин, – красивое имя! – Разве что имя… – На мой взгляд, у вас, господин Тамм, очень красивая жена. Это было неприлично, обсуждать с мужем, красива ли его жена, но Смолин точно видел, что она является болью и причиной желания Тамма поговорить. «Черт их знает, этих чухонцев, может, у них так принято, обсуждать с незнакомцами своих жен!» – подумал Смолин и вдруг увидел, что глаза Тамма увлажнились. – Так скучаете? Надолго расстались? – Я бы насовсем расстался, она меня измучила! Это было неожиданно, и Смолин позабыл, что несколько секунд назад он не испытывал никакого желания поддерживать банальную дорожную беседу. – Что так? – спросил он. – Ради неё я развёлся со своей женой и бросил детей, правда, я сейчас к ним еду… – В Питер? Ох, извините, вам же «Питер» не нравится… – Бог с ним, с Питером, нет, проездом в Питер, потом в Выборг, заберу детей и устрою в Гельсингфорсе, им пора получить приличное образование, они уже большие… – Дети?.. – Да, сын и дочь, погодки, пятнадцать и шестнадцать… «Шестнадцать и пятнадцать…» – подумал Смолин. – Они живут с матерью? – Та! – сказал Тамм, и Смолин вдруг услышал, что его сосед говорит с прибалтийским акцентом. – Так вы, наверное, и с вашей первой женой увидитесь?.. – Нет, она не желает! – Обиделась? – Сильно! Смолин почувствовал, что разговор заходит в тупик: – А что же ваша Кристина? – Я её очень люплю… – Тамм замолчал, полез в саквояж и достал фляжку. – Может, коньяку? Тут и закусочка имеется! – Тамм снова полез в саквояж и вытащил красивую серебряную коробку, открыл, и Смолин увидел завёрнутые в промасленную бумагу нарезанные кусочки сыра, пахну́вшие на всё купе, и ещё увидел, что рамка с фотографией и коробка с сыром сделаны в одном стиле. – Это кто такая заботливая? – спросил он, имея в душе сильное подозрение. – Кристина, кто же ещё? – Что же жаловаться, если ваша жена такая заботливая? – Его подозрения вполне оправдались. Тамм хмыкнул: – Она ещё сто раз заботливее, когда отправляет меня талеко и натолго, готова в лепёшку расшибиться, только бы я был доволен, а сама… «Да, – подумал Смолин, – как банально… «а сама…» Дальше продолжать такой разговор было неудобно, и Смолин решил, что если сосед хочет, то пусть продолжает сам. Просить не пришлось. – Она запоттливая, она хорошая, даже очень, но в ней сидятт как путто два… одна моя, а другая… я не знаю, как сказатть… её!.. Она живёт и для меня и для себя, не знаю, для кого польше! – Она вам изменяет? Так не могло продолжаться, поэтому Смолин решил, что прямой, а потому бестактный вопрос должен всё остановить, но не тут-то было. – Исменяет, иссё как исменяет, когда я дома, она прямо паинька, тозе сититт тома и… «И при свете лампы вяжет длинный чулок…» – ухмыльнулся про себя Смолин. – …вяжет мне и моим теттям тёплые носки… Смолин чуть не расхохотался, но у него не было причин обижать попутчика, и он сдержался. Таких жён очень любили гвардейские офицеры, жён коммерсантов, богатеньких купчиков, на них даже не приходилось особенно тратиться, такие жёны им точно не изменяли. – Связалась с русским офицером, полковником, старсе меня на тва коода… – А откуда известно? – Ревель – горотт маленький, а русские офицеры любят прихвастнуть… – И наверное, служанки?.. – подсказал Смолин. – Ваша правта… конесна… служанкам платим мы, а не наши жёны… Всё упростилось, и оттого стало скучно, разве что самому было встретиться с этой Кристиной, но она была не по пути, и он вспомнил, что в кармане соседа мелькнула колода карт. Он достал свою. Тамм суетился, ещё из саквояжа он извлёк сложенные друг в друга серебряные стопочки, выдержанные также в одном стиле с фотографической рамкой и сырной коробкой и, по-гурмански, жуя губами и облизывая слюну в уголках рта, расставил на столе. – А-а-а! – Он увидел колоду карт, которую положил Смолин. – Вы тоже любитель… Что предпочитаетте? Смолин пожал плечами: – Мне всё равно… – Всё равно? Так не может бытть! Что-то надо предпочитатть, я, например, все играм предпочитаю «шестьдесят шесть»! – Давайте в «шестьдесят шесть»… Во всём Петербурге самые большие ставки делались в «железку». Проигрывались состояния. В «66» играли солдаты гвардейских полков из прибалтов, природных немцев и редкие в гвардии городские рабочие. «66» была игрой торгового люда: купцов, приказчиков, в основном германского происхождения, играли по маленькой, для азарта и развлечения, нижние чины «на щелбаны» или по носу «с оттяжкой». – Ну, тогда я претлакаю снацала выпить коньяку и закусить сыыром и лимо… – Тамм не договорил и стал рыться в саквояже и что-то бормотать на своём языке. – Чёрт побери, я так и знал, что она запудетт!.. – Что же забыла ваша прекрасная Кристина? – Лимон!!! Этта ужаасна!!! – Тамм растерянно смотрел на Смолина, потом толкнул дверь и на весь коридор крикнул: – Провотник! – И после этого с прищуром снова глянул на Смолина и поднял палец: – Они запасливые! Однако его слов поручик не услышал, он смотрел в коридор в открытую дверь – к ним спиной стояла женщина и глядела в окно. Когда дверь открылась, она недовольно повернула голову и тут же отвернулась, но Смолину показалось, или это так сыграло его воображение, что женщина молодая и очень красивая: талия, спина, развёрнутые плечи, рыжая копна волос, собранная в высокую прическу. Чтобы пропустить проводника, она шагнула в сторону, её не стало видно, а в дверях на её месте появился проводник. – Любезный, нет ли у вас лимона? – спросил его Тамм. – Как не быть, ваше степенство, – имеется, а как же! Сколько пожелаете? – Принесите два! – сказал Смолин, в его саквояже тоже была фляжка с коньяком, а на сердце от видения этой женщины повеселело. Проводник заметил лежащие на столе две колоды карт, это задержало его на одну секунду, но он тут же скрылся, а женщина вернулась к окну. Она оглянулась, и Смолин увидел её лицо и её взгляд, которым она на мгновение окинула купе, и поразился. Дверь захлопнулась. И Смолин глянул на стоявшую на столе фотографию жены Тамма. – Ваша жена брюнетка, блондинка? – наклонился он к попутчику. Тамм поднял на него глаза. |