Онлайн книга «Третье пришествие. Звери Земли»
|
…Сестра в то утро пришла неудачная. Не Люся – молоденькая, застенчивая, краснеющая всякий раз, когда раздевается передо мной, хотя казалось бы… И не Полина, ее сменщица, суровая нордическая женщина лет сорока, занимавшаяся со мной сексом столь же обстоятельно и сосредоточенно, как, предполагаю, занимается стиркой и готовкой. Клава (или Клара?.. я ее плохо знал) обычно сидела за пультом дежурной сестры в конце коридора, ко мне в палату не заходила. В тот день зашла. Ладно хоть без шприца явилась, с таблетками и стаканом воды на подносике. – А где Полина? – поинтересовался я ненавязчиво. – Берите лекарство, больной. Глотайте и запивайте. – А у меня, милая барышня, фобия… – игриво произнес я. – Не беру таблетки из чужих рук, отравления опасаюсь… Так где Полина? – Дело ваше… – равнодушно сказала Клава-Клара и поставила подносик на тумбочку. – Если передумаете – глотайте, не разжевывая. А Полина Николаевна взяла на сегодня отгул. Отгул… Вот как… А я, между прочим, мужчина. И у меня, между прочим, есть потребность разнообразить унылую больничную жизнь. А она в отгул… Впрочем, если взглянуть на дело шире… Я, распахнув до предела глаза, поглядел на дело шире – и понял, что Полина не такое уж разнообразие, третью неделю приходит ко мне со шприцами и пилюлями, не считая ночных дежурств… А вот Клава… Ей лет тридцать, рост средний, и бюст… тоже средний, и лицо… Бывают такие, не красавицы и не уродины, средненькие – но для разнообразия пуркуа бы и не па? – Я передумал, – сказал быстренько, пока не ушла. – У вас очень красивые руки, и ласковые, и нежные… Готов откушать из них хоть мышьяка, запив раствором цианида. И Питер Пэн включил на полную мощность свою знаменитую обаятельнейшую улыбку. На младший медицинский персонал женского пола она действует, как выяснилось, наподобие оружия массового поражения. Возможно, и на медбратьев с санитарами подействует, но проверить пока не тянет. А я столько лет жил – и не знал, и не пользовался. Хотя не исключено, что тогда на лбу у меня стоял каиновой печатью штамп «Женат!» – невидимый, но хорошо ощущаемый женщинами. Теперь все печати сорваны… Путы лопнули, оковы тяжкие пали, темницы рухнули – дерзай, Питер Пэн, живи полной жизнью! Я, скушав свою дозу медикаментов, ждал продолжения: ну не сможет Клара уйти, ничего не сказав, после такой улыбки. Не сможет, проверено. – Жалобы есть, больной? – Она пыталась врать себе, пыталась выдержать прежний казенный тон, но я-то знал, что творилось под ее прилизанной прической, знал, как взмокли ее ладошки… и не только ладошки… Она очень не хотела уходить, но не могла с лету придумать достойный предлог и задала вопрос, который полагалось задавать никак не ей, а врачу на утреннем обходе. – Жалобы? – переспросил я. – Есть… Боль какая-то непонятная завелась, то стихнет, то снова… вот здесь… нет, даже, пожалуй, вот здесь… Одновременно со словами взял Клару аккуратно за запястье, приложил себе куда-то в район аппендикса ее ладошку, потом сдвинул… Готово дело, птичка в силках. Пустил в ход другую руку (а они у меня длинные), чтобы притянуть Клаву, между делом обнаружив, что под коротким халатиком у нее надеты лишь стринги, а попка очень даже не средняя, вполне зачетная… Бац! Ее ладонь впечаталась мне в щеку. Твердая ладонь и сухая, ничуть не взмокшая, даже странно… Я был ошарашен, ничего не понимал. Игра под названием «Я не такая, что вы себе позволяете?!» заводит и возбуждает, но тут какой-то перебор… – Руки прочь, дебил!!! – издала Клара негромкую, но яростную смесь крика и змеиного шипения. До меня начало доходить, но руки пока оставались на прежних позициях… Она попыталась освободить запястье, однако хватка у Питера Пэна железная. Бац! Теперь пострадала вторая моя щека, для симметрии. До меня дошло окончательно… Клара-Клава стремглав выскочила из палаты. Ничего не понимаю… Всегда срабатывало, а тут вдруг… Лесбиянка… Или фригидная. «Сеанс разнообразия откладывается до завтра… Заступит Люся на ночное, и уж с ней-то зажжем», – подумал я. Ошибся во всем… * * * От горького разочарования решил поспать часика три, все равно до обеда заняться нечем. Спал не крепко и проснулся от ворвавшейся в сон негромкой барабанной дроби. Открыл глаза и поначалу подумал, что сон продолжается: за балконной дверью маячила зампомед Вивария, она же подполковник медицинской службы, она же доктор медицинских наук, она же светило гипнологии… Короче говоря, Авдотья фон Лихтенгаузен. Светило щеголяло в камуфляжной полевой форме (лишь эмблема Вивария зачем-то спорота с рукава и заменена другой, мне неизвестной) и занималось тем, что выбивало пальцами дробь по стеклу. Что за чудное виденье? Припомнил, что квартира у нее вроде бы действительно здесь, в Песочном, – именно от госпиталя ее к нам прикомандировали. Но этот факт совсем не отвечает на вопросы: с какой целью и как она очутилась на балконе? Мимо спящего меня проскользнуть не могла, а балконная дверь так и остается запертой. Да и сплю я чутко. Я встал, приоткрыл вертикальную фрамугу, единственное, что здесь можно открыть, – но устроена она была так, что щель приоткрывалась сантиметра на четыре, не более. Что-нибудь существенное не просунешь, но поговорить можно. – Странная у тебя манера посещения больных, Авдотья… Ты в юности скалолазанием занималась или промышленным альпинизмом? Она поднесла палец к губам. Сказала негромко: – Тише! Открывай, пока не засекли. – Не открыть… – пожаловался я. – Все ручки с рамы и с балконной двери поснимали, ироды, хоть в «Спортлото» жалобу пиши… – Сейчас придумаем что-нибудь… За плечами у нее висел небольшой рюкзак. Сняла, покопалась, извлекла небольшой предмет и просунула его в щель фрамуги. – Попробуй этим. Предмет оказался многофункциональным складным инструментом, именуемым обычно «нож-плоскогубцы», хотя имелись там и отвертки разных видов, и напильничек, и пинцет, и еще куча полезных и не очень приспособлений… Четырехгранные штырьки поддались инструменту с трудом, но все же повернулись. Авдотья вошла в палату. – Присаживайся, – кивнул я на пустующую койку, стульев в палате не было. – Присаживайся и рассказывай, отчего решила податься в форточницы. Что стряслось? Авдотья рассказывать не спешила, сидела, уставившись на меня странным взглядом, задумчивым, словно пыталась что-то понять… Потом заговорила: – Ты совсем ничего не помнишь? – Ну, как тебе сказать… Частично… Таблицу умножения вроде бы не позабыл. А вот дата основания Рима из головы вылетела, уж извини. |