Онлайн книга «Лики ревности»
– Изолина! – воскликнула девочка. – Прекрасный выбор, – одобрил Жером. – Правда, хорошо танцует твоя Изолина? – Замечательно! Совсем как лесная фея, – сказала Анна, прижимая куклу к груди. – Скажи, Изора, ты приедешь еще раз? Думаю, ты станешь чудесной учительницей! – Конечно, стану, но только смешить учеников мне вряд ли позволят, – вздохнула девушка. – Скажи, ты приедешь? – настаивала девочка. – Пока еще я буду здесь… – Ты собралась уезжать? – Я не выздоровею, я знаю. Мама и папа очень огорчатся. И кто-то должен будет о них позаботиться. Правда, Жером? – Замолчи! Не говори глупостей! – повысил голос слепой юноша. – За тобой здесь хорошо ухаживают, и ты обязательно поправишься. Анна с задумчивым видом подтянула одеяло к самому подбородку. – Иногда мне снится, что я взлетаю, – призналась она. – Сначала вылетаю из палаты, потом, через окно, к океану – и вот уже парю над волнами! Сначала вижу их близко-близко, а потом поднимаюсь – все время лечу к небу, и мне так хорошо! Совсем не страшно, потому что каждый раз я вижу разноцветный свет и цветы, много красивых цветов. Думаю, так оно и будет. Жером встал, потому что слушать это не было сил. Поставив свою белую трость на пол, он произнес срывающимся голосом: – Мамы так долго нет… Подожду-ка я лучше в коридоре! Изора открыла дверь и помогла ему выйти из палаты. – Сочувствую тебе всей душой, – шепнула она ему на ухо и легонько поцеловала в щеку, что послужило Жерому хоть малым, но утешением. – Спасибо, – сказал он. – Спасибо, что ты со мной, особенно в такой день. Девушка закрыла за ним дверь и снова присела на край кровати. Анна улыбалась совсем как взрослая, словно жалея их всех – тех, кто остается на этой земле без надежды на Царство Божье. – Анна, скажи, что бы тебя обрадовало по-настоящему, если ты и правда не выздоровеешь? – спросила Изора. – Я бы хотела побыть на Рождество с родителями, братьями и сестрами, и с тобой тоже. И чтобы все было как раньше – песни у камина, блинчики и горячий шоколад. Но я не знаю, буду ли еще здесь к тому времени – до Рождества две с половиной недели. Даже если и не улечу на небо, никто не отпустит меня в Феморо, чтобы не распространять инфекцию. – Я знаю и считаю, что это глупо. Объяснять свою мысль Изора не стала. Она часто задавалась вопросом, насколько эффективны так называемые меры предосторожности, предпринимаемые руководством компании. Онорина и целует дочь, и обнимает. То же касается Гюстава, братьев и сестер Анны, и ведь никто в семье до сих пор не заразился! – Верю, что ты все-таки сможешь встретить Рождество с теми, кого любишь, – сказала она. – Ты правда так думаешь? Как это было бы чудесно! Девочка закрыла глаза и устроилась в постели поудобнее, словно устала и собиралась вздремнуть. В палату вошла монахиня, следом – Онорина с Жеромом. – Полагаю, нашей маленькой пациентке пора отдохнуть, – заявила медсестра. – По правилам посетителям следует заходить в палату по одному! И предпочтительнее, чтобы это была мать. – Да, конечно, я останусь с моей девочкой сколько смогу, даже если она заснет, – пообещала Онорина, совсем отчаявшись. – Если так, мы ненадолго вас оставим, – предложила Изора. – Идем, Жером, погуляем у моря. Дай руку! Они вышли и зашагали по коридору. Внезапно Жером остановился и, запрокинув голову, прислонился к стене. – Когда мы стояли в коридоре, мама сказала… Анна скоро умрет. Изора, ей всего двенадцать! Господи, и почему я не подох на войне? Нет, надо было вернуться домой калекой, чтобы похоронить младшую сестру! – Мне очень жаль, – сказала девушка, подходя к нему ближе. – Анна сильная. Она знает правду и принимает ее. – Я знаю, она у нас маленькая святая, но если бы ей сказали, что она здорова, она бы со всех ног бежала отсюда, радуясь, что у нее есть будущее! Мне очень плохо, Изора. Может, если выпить рюмку, полегчает? – Идем, на первом этаже столовая. Может, кто-то из монахинь сжалится и нальет тебе вина? – Не вина, а водки! – уточнил Жером. – Хотя нет, лучше на свежий воздух. Пройдемся вдвоем, ты и я! Жером прижался к девушке и попытался ее поцеловать. Изора не собиралась уворачиваться и подставила щеку, но получилось так, что он поцеловал ее в губы. – Ты соленая, – прошептал Жером. Она промолчала и, крепко придерживая его за локоть, повела к просторной лестничной площадке, а оттуда – вниз по лестнице. На ферме во владениях графа де Ренье, в час пополудни, в тот же день Женевьева привела в порядок одежду и присела на край кровати спиной к Арману. Тот погладил ее волосы. – Ты точно не передумаешь? – спросила она. – Мне не терпится заняться нашим переездом в Люсон. Первое, что я сделаю, – объявлю хозяевам, что ухожу, и на этот раз – насовсем. Потом соберу чемоданы и заеду за тобой. – Заедешь? На чем? – Вызову такси из Фонтенэ-ле-Конт, то самое, на котором я приехала в Феморо. У меня осталась визитная карточка таксиста. – Значит, ты теперь состоятельная дама? – Совершенно верно, теперь я могу многое себе позволить. Когда переедем в город, я сразу же продам виноградник и выручу за него неплохие деньги. Тебе будет очень хорошо в доме, который перешел мне по наследству от матери. Там есть чудесный сад – небольшой, но со всех сторон окруженный высокой оградой. И калитка выходит не на Площадь акций, а на улицу с такими же садами. Еще там имеется маленькая теплица, где мы посадим цветы. – Это замечательно, – согласился Арман. – Цветы из южных краев! Такие красивые, что я забуду о своем уродстве. – По вечерам мы будем сидеть у камина, облицованного белым мрамором, и я буду читать тебе вслух! После стольких печалей и горестей мы имеем право на счастье, Арман! – Наверное… Женевьева, ты уверена, что не пожалеешь? – Нет. Ну разве что ты станешь совершенно невыносим, – пошутила молодая женщина. – В таком случае я за шиворот притащу тебя обратно, под родительский надзор! Она услышала его смех – тихий, но совершенно искренний. – Хорошо, что ты со мной так разговариваешь – как будто я нормальный парень. Честно, Женевьева, обещаю: как только пойму, что надоел тебе, сразу уйду. Женевьева повернулась, положила голову ему на колени и прикрыла глаза. – У тебя есть достоинства, дорогой, которые не позволят мне передумать. Я никогда не смогу пресытиться тобой, твоими ласками и блаженством, которое ты даришь. Он догадался, что в ней снова проснулось желание, однако не осмелился ответить взаимностью. |