Онлайн книга «Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант»
|
Но нам, что называется, «повезло». Сумерки еще не погасли, на часах у Джемса – наши уже не годились – было что-то около шести, как из-за облака дыма над костром показались три конские морды, а над ними – три серые тени в желтых сапогах, вернее, высоких шнурованных ботинках, какие носят в Канаде или в Штатах на севере. – Пропуска, – сказал полицейский. Я взглянул в лицо говорившего – сытое, лоснящееся лицо здоровенного тридцатилетнего парня, не лицо, а «будка», как у нас говорят в народе. Взмокшая от пота прядь волос по-гитлеровски пробивалась на лоб из-под фуражки, серой, расшитой золотым галуном типа французского кепи, с длинным прямоугольным козырьком. Золотые нашивки на рукаве, золотые пуговицы куртки и золотой лампас на бриджах дополняли угрожающую золотоносность всадника: в ней был вызов простым, безгалунным смертным. – Быстрее! – крикнул он, пока мы извлекали из карманов куски желтого картона с нашими переиначенными именами. Только Мартин сохранил свое полностью. Я превратился в Жоржа Ано, Дьячук – в Толя Толли, а у Зернова просто отрезали непривычное для здешних ушей окончание. Борис Зерн, по разумению Стила, звучало удачнее. – Все из французского сектора? – спросил полицейский, бегло просмотрев пропуска. – Все, – сказал Джемс. – Открыть мешки! Мы широко открыли рюкзаки. Полицейские, не слезая с коней, заглянули внутрь. – Сколько шкурок? – Пять. – Есть лицензия? Джемс протянул и лицензию. Полицейский подозрительно оглядел всех нас и чуть-чуть наехал на меня, стоявшего ближе. Я отступил на шаг. – Вы что, немые? Почему ты молчишь? – Вас трое, а говорит один, – сказал я. Полицейский усмехнулся, но не зло, а просто с сознанием собственного превосходства. – Прыткий, – процедил он сквозь зубы. – Имя? – Жорж Ано. – Чем занимаешься? – Фотограф, – отвечал я, не задумываясь. – Пасс! Я уже знал, что «пасс» означает «паспорт», и ответил, пожав плечами: – Я полагал, что для загородных прогулок достаточно пропуска. – Знаток законов, – усмехнулся опять полицейский, – так полагай впредь, что смирение, а не дерзость украшают путника. – Он подождал моего ответа и, видя, что я готов усвоить его совет, добродушно прибавил: – Ладно, отдыхайте. Омнибус пройдет здесь через час. Не пропустите, а то придется добираться пешком. А это вам не до угла на работу. Он хохотнул, довольный репликой, и повернул коня. За ним затрусили и его спутники. Вскоре все исчезли за зигзагом дороги. – С ума сошел! – взъярился Толька. – Зачем было спорить? Всех подвести мог. – Надо уметь сдерживаться, Анохин, – присоединился к нему Зернов. – Сейчас это умение для нас важнейшее. – А я не согласен, – тихо, но решительно вмешался Джемс. – Конечно, с «быками» зря связываться не стоит, но Сопротивление – это не только сдержанность. Нет, не только, – с вызовом повторил он. Как Зернов умел успокаивать эти юношеские страсти-мордасти, по себе знаю. – Мы младенцы в вашем Сопротивлении, мой мальчик, – сказал он. – Ползунки. Нам надо еще научиться ходить. И Джемс промолчал, хотя именно он был сейчас нашим начальником. Он не провожал нас до первой полицейской заставы. Он шел с нами «в маки». Вот как это случилось. Накануне нашего отъезда мне не спалось. Может быть, ностальгия, жаркий вечер, не смягченный даже лесной прохладой, пьянящий запах чужих цветов, мерцание чужих звезд в безлунном, как всегда, небе. Рядом тихо спал Толька, всхрапывал Мартин, ворочался Борис – должно быть, тоже не спал. Наконец, он чиркнул спичкой из коробки со шведской этикеткой: «Вега. Стокгольм». Огонек осветил спящих, но никто не проснулся. «Не спится? – шепнул он. – Пошли на балкон». – «Лучше в сад. Собак нет. Спустимся». Не одеваясь, мы начали спускаться по лестнице. Полоска света внизу остановила нас: дверь в комнату Стила была открыта. Ступенька под нами скрипнула, мы замерли. Голос Стила спросил: «Ты закрыл дверь в сад?» Голос Джемса ответил: «А зачем? Кто войдет? Смешно». Мы не могли двинуться ни вперед, ни назад – скрипучая лестница выдала бы наше присутствие. Получилось бы неловко и стыдно… А разговор между тем продолжался. – Значит, решил окончательно? Не передумаешь? – Нет. Я бы ушел и без них. Не могу оставаться нейтральным. – Разве мы нейтральны? – Мне этого мало, пап. Молчание. И затаенная грусть в голосе Стила: – Мне будет трудно без тебя, мальчик. – Останется Люк. И посели у нас Блума с Евой. Они так одиноки в лесу. Да и Люка привяжешь крепче. По-моему, она ему нравится. – По-моему, она тебе нравилась. – Давно, пап. Все это ушло вместе с детством. – Рискуешь, Джемс. – Без риска нет драки. – А если без них? – Это моя пятерка. Все уже согласовано. – Им дадут другого. – Я им нужнее. Они пропадут без меня. Ничего не знают, на каждом шагу могут споткнуться. Они как младенцы, пап. Ползунки. Я услышал рядом тихий смешок. Должно быть, Зернов тогда же решил вернуть комплимент Джемсу. А разговор не утихал. – Не боишься провала? – Будем осторожны. Мы не спешим. – А если? – Пострадает всего одна явка. А место работы и место жительства – это лодка, в которой поплывут они сами. – Значит, отель «Омон»? – Конечно. У Этьена в запасе всегда несколько комнат. – Значит, уже двое: Фляш и Этьен. – Фляш – это твоя инициатива. – Я не думал тогда о твоем участии, мальчик. – Какая разница? С Фляшем они могут даже не встретиться, а Этьен для них только владелец отеля. Я буду связан с ними – не он. – А если провал не по их вине? – Моей или Этьена? Ты заговариваешься, пап. Все равно что заподозрить Модюи или Грима. – Тес… без имен, сынок. – Но мы одни. – Все равно. Никогда и нигде не называй имен без крайней необходимости. – Хорошо, отец. – Может быть, пройдем в сад? Побродим вместе в последний раз. В полоске света перед нами мелькнули две тени. Скрипнула входная дверь. – Слыхал? – шепнул Зернов. – Этьен и «Омон»? – Он уже не портье. |