Онлайн книга «Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант»
|
– Гнедая, – поправил я. – Почему же раскис? Пришлось объяснить почему. О скачках она уже знала. Ее интересовал разговор с Корсоном Бойлом: «Все, все с самого начала!» Я рассказал с самого начала. – Все идет по плану. – А экзамен? – Детские игрушки. Ты же умнее их в сто раз. – Смотря что спросят. – Стрелять умеешь. Хотя… постой, постой: говори, что умеешь стрелять из лука. Только из лука. Ссылайся на глазомер, а «смитывессона» даже в руках не держал. Она так и сказала – «смитывессона». Я засмеялся: – А ты знаешь, что такое «смит-и-вессон»? – Автомат. – А почему он так называется? Она пожала плечами: мало ли почему? – Потому что изобретателей звали Смит и Вессон. – До Начала? – Конечно. – И ты все помнишь? – спросила она с завистью. – Счастливый. Когда-нибудь и мы все вспомним: Фляш говорил, что память восстанавливается. Иногда подсказка, слово какое-нибудь – и ты вспоминаешь. Какая-то особая память. – Ассоциативная, – сказал я. – Вот-вот. Помнишь, ты сказал что-то, а я вдруг вспомнила, как называлась школа, где я училась в детстве. Лангедокская школа. Интересно, почему это забыто, а вспоминается? – Ячейки мозга, где записана информация о прошлом, у вас пусты, – постарался я объяснить как можно популярнее, – информация стерта. Но не совсем, не до конца – какие-то следы все-таки остаются. Тут и приходит на помощь ассоциативная память: она проявляет эти следы. Мы замолчали оба, думая о своем. – Знаешь, что бы я сделала на твоем месте? – вдруг спросила она. – Я не телепат. – А что такое телепат? – Если я скажу, что я не энциклопедия, ты спросишь, что такое энциклопедия. Так что давай сначала: что бы ты сделала на моем месте? – Дали бы мне автомат – тебе же дадут, – ну, повернулась бы и вместо цели – по экзаменаторам! Одной очередью. – Спички, девочка, не тронь. Жжется, девочка, огонь, – перефразировал я Маршака по-французски. – В детстве меня за спички пороли. – Автомат не спички. – И тебя не выпорют, а повесят. И это еще не самое худшее. – А что самое худшее? – То, что одновременно с тобой повесят и меня, и Фляша, и всех твоих знакомых и соседей по дому, включая консьержку, за то, что не донесла о тебе вовремя. – Консьержку не жалко. – А других? – Один из Запомнивших рассказывал, что в настоящем Сопротивлении, в том, что было до Начала, – сказала она, глядя сквозь меня, – врагов убивали, не считаясь с репрессиями. Я подумал, что, если тут же не поправлю ее, потом уже будет поздно. – Во-первых, считались. В подготовке любого покушения всегда учитывались и его целесообразность, и безопасность его участников, и число возможных жертв, и размах ответных репрессий. Во-вторых, нельзя механически сопоставлять события, обусловленные различными историческими условиями. То, что годилось вчера, непригодно сегодня, и наоборот. – Мы все больны собачьей старостью, – вырвалось у Маго с таким несдержанным гневом, что дальнейший разговор уже не мог состояться. Я поспешил уйти. Кем могла быть Маго на Земле? Такой же приемщицей заказов в таком же заурядном фотографическом ателье? Едва ли. Девушки из парижского бытового обслуживания, как правило, стихов не пишут. Студенткой Сорбонны? Судя по ее семантическим интересам, возможно. Но откуда в ней такой ожесточенный, яростный фанатизм? Может быть, это гостья из сороковых годов, воссозданная по воспоминаниям какого-нибудь сопротивленца? А может быть, просто новая Раймонда Дьен? И где подсмотрели ее «облака»? В Сен-Дизье или в Париже, в ячейках памяти подвернувшегося экс-гестаповца, который эту Раймонду замучил? А какая судьба уготована ей здесь, в этом мире, только биологически повторяющем наш, но уже живущем по своему хотению и разумению? Нет, что-то мы с Фляшем в Маго недопоняли. Размышления мои прервал Джемс, поджидавший меня под кронами Тюильрийского парка, вернее, его уменьшенной и урезанной копии. – Сядь, – сказал он, оглядываясь: никого поблизости не было. – Есть разговор. Оказывается, он тоже все знал о скачках. – Зачем тебе эти скаковые рекорды? Дешевой известности захотелось? Колонки в «Суар» или фото на обложке «Экспресса»? Наш сотрудник – победитель в любительском гандикапе! Звезда «Олимпии» Тереза Клеман увенчивает его золотым галуном, содранным со штанов очередного любовника! А может быть, этот спектакль только повредит нашему делу? Я понял, что он ничего не знал о задании Фляша. Не знал и о моем разговоре с Корсоном Бойлом. Значит, следовало выкручиваться и молчать: на орбите, вычерченной для меня Зерновым и Фляшем, спутников у меня не было. – Хороша больно лошадь, – виновато признался я. – Видел ее как-то на съемке. Соблазнился. Не лошадь – вихрь! – «Вихрь»! – передразнил Джемс. – Ты брось эти фокусы. Мне от тебя нужно другое. Я полюбопытствовал: – А что именно? Он молча раскрыл свернутый трубочкой очередной номер «Экспресса». Какие-то страницы его слиплись. Джемс, воровски оглянувшись, осторожно разъединил их, и я увидел заложенный внутрь газетный листок небольшого формата на тоненькой, почти прозрачной бумаге, на которой обычно печатаются увесистые однотомники и карманные словари. Название листка «Либертэ», колонка курсива под заголовком «Доколе!» и шапка на оставшиеся четыре колонки «Трупы на колючей проволоке», а под ней шрифтом поменьше: «Массовые расстрелы в Майн-Сити» без ненужных пояснений рассказали мне все о газете. У Сопротивления родился печатный орган, и Джемс, подхвативший эстафету отца на поприще журналистики, был одним из редакторов. – Мне нужны сотрудники, – сказал он. – Я рассчитываю на тебя и на Мартина. – Мартина не подпускай к агитации: у него опыт бульварной газеты. Держи на хронике, – посоветовал я. – С Мартином у меня свой разговор. Я к тебе обращаюсь. – Я не принадлежу себе. Джемс. Как и ты. У меня свое задание. – Мне важно твое согласие. Кстати, и редакция и типография у вас под ногами. – Где?! – В подвалах «Омона». Мне показалось, что молния ударила в соседний каштан. – Этьен знает? – Конечно. Он же и предоставил помещение. Я подумал о том, что безоговорочное доверие Джемса и Этьену могло приоткрыть наше инкогнито. А может быть, оно уже раскрыто? – Я давно хотел спросить тебя: что знает о нас Этьен? |