Книга Путь на Амальтею. Стажеры, страница 16 – Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий

Юрковский осмотрел каюту еще раз и заметил, что черное пятно пробоины слабо серебрится. «Ага, – подумал он. – Кто-то уже прометаллизировал пробоины. Правильно, иначе под таким давлением смолопластовые пробки просто вдавило бы внутрь». Он выключил свет и вернулся в коридор. И тогда он ощутил усталость и свинцовую тяжесть во всем теле. «О черт, как я раскис», – подумал он и вдруг почувствовал, что лента, на которой висел микрофон, режет шею. Он понял, в чем дело. Перелет заканчивается. Через несколько минут тяжесть станет двойной и над головой будет десять тысяч километров сжатого водорода, а под ногами шестьдесят тысяч километров очень сжатого, жидкого, твердого водорода. Каждый килограмм тела будет весить два килограмма, а то и больше. «Бедный Шарль, – подумал Юрковский. – Бедный Миша».

– Вольдемар, – позвал сзади Моллар. – Вольдемар, помогите нам везти суп. Очень тяжелый суп.

Юрковский оглянулся. Дауге и Моллар, красные и потные, тащили из дверей камбуза грузно вихляющийся столик на колесах. На столике слабо дымились три кастрюльки. Юрковский пошел навстречу и вдруг почувствовал, как стало тяжело. Моллар слабо ахнул и сел на пол. «Тахмасиб» остановился. «Тахмасиб» с экипажем, с пассажирами и с грузом прибыл на последнюю станцию.

2. Планетологи пытают штурмана, а радиооптик пытает планетологов

– Кто готовил этот обед? – спросил Быков.

Он оглядел всех и снова уставился на кастрюльки. Михаил Антонович тяжело, со свистом дышал, навалившись грудью на стол. Лицо у него было багровое, отекшее.

– Я, – несмело сказал Моллар.

– А в чем дело? – спросил Дауге.

Голоса у всех были сиплые. Все говорили с трудом, едва выталкивая из себя слова. Моллар криво улыбнулся и лег на диван лицом вверх. Ему было плохо. «Тахмасиб» больше не падал, и тяжесть становилась непереносимой. Быков посмотрел на Моллара.

– Этот обед вас убьет, – сказал он. – Съедите этот обед и больше не встанете. Он вас раздавит, вы понимаете?

– О черт, – сказал Дауге с досадой. – Я забыл о тяжести.

Моллар лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Челюсть у него отвисла.

– Съедим бульону, – сказал Быков. – И все. Больше ни кусочка. – Он поглядел на Михаила Антоновича и оскалил зубы в нерадостной усмешке. – Ни кусочка, – повторил он.

Юрковский взял половник и стал разливать бульон по тарелкам.

– Тяжелый обед, – сказал он.

– Вкусно пахнет, – сказал Михаил Антонович. – Может быть, дольешь мне еще чуть-чуть, Володенька?

– Хватит, – жестко сказал Быков. Он медленно хлебал бульон, по-детски зажав ложку в кулаке, измазанном графитовой смазкой.

Все молча стали есть. Моллар с трудом приподнялся и снова лег.

– Не могу, – сказал он. – Простите меня, не могу.

Быков положил ложку и встал.

– Рекомендую всем пассажирам лечь в амортизаторы, – сказал он.

Дауге отрицательно покачал головой.

– Как угодно. Но Моллара уложите в амортизатор непременно.

– Хорошо, – сказал Юрковский.

Дауге взял тарелку, сел на диван рядом с Молларом и принялся кормить его с ложки, как больного. Моллар громко глотал, не открывая глаз.

– А где Иван? – спросил Юрковский.

– На вахте, – ответил Быков. Он взял кастрюлю с остатками супа и пошел к люку, тяжело ступая на прямых ногах. Юрковский, поджав губы, глядел в его согнутую спину.

– Всё, мальчики, – сказал Михаил Антонович жалким голосом. – Начинаю худеть. Так все-таки нельзя. Я сейчас вешу двести с лишним кило – подумать страшно! И будет еще хуже. Мы все еще падаем немножко.

Он откинулся на спинку кресла и сложил на животе отекающие руки. Затем поворочался немного, положил руки на подлокотники и почти мгновенно заснул.

– Спит толстяк, – сказал Дауге, оглянувшись на него. – Корабль затонул, а штурман заснул. Ну, еще ложечку, Шарль. За папу. Вот так. А теперь за маму.

– Нье могу, простите, – пролепетал Моллар. – Нье могу. Я льягу. – Он лег и начал неразборчиво бормотать по-французски.

Дауге поставил тарелку на стол.

– Михаил, – позвал он негромко. – Миша.

Михаил Антонович раскатисто храпел.

– С-сейчас я его ра-азбужу, – сказал Юрковский. – Михаил, – сказал он вкрадчивым голосом. – М-мидии. М-мидии со с-специями.

Михаил Антонович вздрогнул и проснулся.

– Что? – пробормотал он. – Что?

– Нечистая с-совесть, – сказал Юрковский.

Дауге поглядел на штурмана в упор.

– Что вы там делаете в рубке? – сказал он.

Михаил Антонович поморгал красными веками, потом заерзал на кресле, едва слышно сказал: «Ах, я совсем забыл…» – и попытался подняться.

– Сиди, – сказал Дауге.

– Т-так что вы там д-делаете?

– И на кой бес?

– Ничего особенного, – сказал Михаил Антонович и оглянулся на люк в рубку. – Право, ничего, мальчики. Так только…

– М-миша, – сказал Юрковский. – М-мы же видим, что он что-то з-задумал.

– Говори, толстяк, – сказал Дауге свирепо.

Штурман снова попытался подняться.

– С-сиди, – сказал Юрковский безжалостно. – Мидии. Со специями. Говори.

Михаил Антонович стал красен как мак.

– Мы не дети, – сказал Дауге. – Нам уже приходилось умирать. Какого беса вы там секретничаете?

– Есть шанс, – едва слышно пробормотал штурман.

– Шанс всегда есть, – возразил Дауге. – Конкретнее.

– Ничтожный шанс, – сказал Михаил Антонович. – Право, мне пора, мальчики.

– Что они делают? – спросил Дауге. – Чем они заняты, Лешка и Иван?

Михаил Антонович с тоской поглядел на люк в рубку.

– Он не хочет вам говорить, – прошептал он. – Он не хочет вас зря обнадеживать. Алексей надеется выбраться. Они там перестраивают систему магнитных ловушек… И отстаньте от меня, пожалуйста! – закричал он тонким пронзительным голосом, кое-как встал и заковылял в рубку.

– Mon dieu, – тихо сказал Моллар и снова лег навзничь.

– А, все это ерунда, барахтанье, – сказал Дауге. – Конечно, Быков не способен сидеть спокойно, когда костлявая берет нас за горло. Пошли. Пойдемте, Шарль, мы уложим вас в амортизатор. Приказ капитана.

Они взяли Моллара под руки с двух сторон, подняли и повели в коридор. Голова Моллара болталась.

– Mon dieu, – бормотал он. – Простите. Я есть весьма плёхой межпланетни́кь. Я есть только всего радиоопти́кь.

Это было очень трудно – идти самим и тащить Моллара, но они все-таки добрались до его каюты и уложили радиооптика в амортизатор. Он лежал в длинном, не по росту, ящике, маленький, жалкий, задыхающийся, с посиневшим лицом.