Онлайн книга «Вне закона»
|
– А что мы можем сделать? – спросил его Баженов. – На командира-то у нас некому пожаловаться… – Богомаз найдет на него управу. – Перестаньте сплетничать! – сказал я. – Эх вы!.. Пожалуй, никогда и нигде так не разыгрывается фантазия, как в последние минуты перед засадой. Кого-то Бог нам пошлет? Унесем ли ноги?.. Комариным жужжанием возникает вдалеке гул мотора. Над зеленым стволом орудия подрагивает маскировочный куст. Ветерком пробегает шепот: «Легковушка!» По шоссе несется, сверкая никелем, стеклом и голубым лаком, машина. Огонь! И «опель-капитан», повиснув на миг в воздухе, опрокидывается в кювет… Не дожидаясь команды, вскочив, перемахиваю через шоссе. Спрыгнув в кювет, бегу к машине. В кювет обрушивается Володька Щелкунов. На потном загорелом лице блестят огромные глаза… За ним, с автоматом наперевес, спрыгнул Кухарченко. В зубах – свежая сигарета. Впереди что-то мягко шлепнулось в густую траву. Глаза наши прилипают к зеленой гофрированной ручке РГД. У Лешки-атамана изумительная реакция. В следующий миг пинком футболиста отбрасывает он гранату. Она рвется с оглушительным треском в воздухе. Тугая волна ударяет в лицо. – Эй! – вопит Щелкунов. – Какой там болван гранатами швыряется?! Мы кинулись к «опелю». Я успел увидеть зажженную солнцем паутину трещин на боковом стекле, забрызганную кровью оранжевую обивку сиденья за раскрытой дверцей. За толстым стволом поваленного дерева лежал человек… Я вскинул десятизарядку, но в ту же секунду человек вскочил и тонко, звеняще и страшно заголосил: – Не стреляйте! Ради бога, не стреляйте! Передо мной стояла молодая девушка в тесном платье из черного шелка, с блестящим ожерельем на шее, умопомрачительной прической платиновых волос и карминовым сердечком губ. Я машинально одернул свой рыжий мундирчик, расправил плечи и двинулся к девушке, со страхом ожидая, что чудное видение вот-вот растает как мираж. Девушка смотрела на меня огромными карими глазами из-под густых черных ресниц. – Как зовут вас? – промямлил я, краснея. – Тамара… – едва слышно пролепетала девушка. И слабым и таким жалобным голосом добавила: – Не убивайте меня, ради бога, не убивайте! – Тамара, – прошептал я, задохнувшись от волнения. – Мою девушку в Москве тоже звали Тамарой. А убивать вас никто не собирается. Щелкунов грубо прервал эту глупую беседу: – Пора сматываться отсюда. Забирай ее, Витька! «Почему она не понравилась ему? – мимоходом удивился я. – На Минодору она, конечно, не похожа, та была полевым или лесным цветком, а эта – садовый, даже оранжерейный цветок». Девушка пошатнулась. Лицо ее искривилось от боли. – У меня что-то с ногой… – На глазах ее блеснули слезы. Вывихнула, когда из машины прыгала… Я предложил ей руку, а увидев, как трудно ей дается каждый шаг, нерешительно обнял за талию. А кругом все шло своим чередом. Партизаны окружили машину, загремели внутри, выкидывая пузатые чемоданы и свертки. Выволокли труп шофера с изрезанным осколками стекла лицом и бросили его тут же. Кухарченко запрокинул капот и, поковырявшись в моторе, рвал в сердцах проводку. – Опять, мазилы, из машины сито сделали! Проходя мимо трупа, девушка тихо ахнула и повисла на моей руке. – Ты одна, фрейлейн, ехала? – с излишней, как мне показалось, строгостью спросил Кухарченко, подходя и потирая выпачканные машинным маслом руки. – Говорил я вам, мазилы, не бейте по мотору!.. – Нет, – всхлипнула девушка, – с штурмбанфюрером Рихтером… – Что?! С главным могилевским гестаповцем! – взревел Кухарченко. – И я его упустил?! – чуть не зарыдал он. – Расстрелять меня мало. А ты кто? – Я переводчицей у него. – Ого! Ценный кадр! Где ж он, гражданочка, твой фюрер? – спросил Кухарченко. – Черт с ним, гестаповцем, но какую машину загубили!.. – Выпрыгнул Ули, убежал… – Ули? – Ули, Ульрих… – Вот портфель ее Ули, – сказал Щелкунов, встряхивая за ручку щегольской портфель – желтый, перетянутый ремнями с позолоченными застежками. – С документами вроде. Кухарченко выругался: – Ули, ули! Убили птицу: перья остались, а мясо улетело! На кой хрен мне твои «документы»! А цыпу эту… – Слышь, Леш, – поспешно говорю я Кухарченко. – Нам обязательно переводчица нужна… – Зерр гут, побачим! – осклабился он, оглядывая девушку сверху вниз и снизу вверх. – Ценный кадр! Я помог девушке перейти через шоссе. Мы вошли в тень высоких сосен, ступили на хвойный, усеянный почерневшими рыжими шишками ковер… Я чувствую, как дрожит ее горячее тело, слышу тонкий запах хороших духов, и по спине моей пробегает холодок. Со страхом оглядывает Тамара партизан, еще теснее льнет ко мне. Лицо мое горит, я опускаю глаза… А вокруг не унимаются остряки: – Витька-то! Вот это трофей отхватил! – Смахнем на пистолет? Или на серебряные часы – «анкер» на восемнадцати камнях! – Сорок, Витьк! Только Жариков, всегдашний балагур, беспокойно оглядел всех и сказал: – Не балуйте, хлопцы, тут дело серьезное, чреватое дело! Кухарченко велел погрузить трофеи на поджидавшую нас в лесу телегу. С телегой он решил оставить Бурмистрова. – С лошадью управишься? – спросил я десантника-новичка. – Что я, лошади не видел? – надулся москвич и опасливо поглядел на смирную кобылку. – Приглядывай за этой фифой! – кинул Кухарченко Бурмистрову. Щелкунов пошарил в сумочке и, покраснев, брызжа от злости слюной, объявил: – Хороша фифа! Сука! Аттестат получала от мужа – лейтенанта Красной Армии! Служит сама переводчицей в гомельской комендатуре! Вот карточки фрицев, она с этим Ул и в обнимку снята! – А что вы скажете, Тамара Григорьевна, – спросил девушку Щелкунов, помахивая паспортом, – если мы по радио сообщим вашему мужу про Ул и и вообще чем вы тут занимаетесь? – Нет, нет! Только не это, – прошептала девушка. И тут только я разглядел, что Тамара Григорьевна густо напудрена, губы ее накрашены, брови выщиплены, а с ресниц текут черные струйки. Немало, видно, перекиси водорода ушло на эти платиновые волосы… «Вот так цветочек! – думал я, уныло плетясь за Кухарченко. – Муж на фронте, а она крутит с немцами… А ты разлимонился, голова садовая!» От стыда за пережитые чувства загорелись щеки, и я мысленно просил прощения у той, что ждала меня в Москве. И снова – по какой-то странной логике – всплывал в памяти образ Алеси, девушки из Ветринки. Но Щелкунов направил вдруг мои мысли в иное, менее приятное русло. |