Книга Пойми и прости, страница 30 – Дж. П. Моннингер

— Водки бы к нашему обеду, — сказал Джек, смакуя слова. Он мокнул сосиску в острую горчицу рядом с сэндвичем. — Нужно выпить за неизрекомое.

— Невозможно пить за неизрекомое. Неизрекомое невозможно узнать.

— Ах, вообще-то можно, мисс Амхерст. Неизрекомое — это то, за что пьют. Каждый тост в мире посвящен неизрекомому, даже если сами пьющие не знают об этом.

— Ты за словом в карман не лезешь, верно, Джек Квиллер-Куч?

— Я просто рассадник неизрекомых слов.

— И наша жизнь сегодня изменится?

— Без сомнения.

— Неизрекомо?

Он кивнул.

Мы были по уши влюблены.

Наши взгляды встретились. Мы не были на горной вершине, на берегу синего океана или на цветущем лугу. Мы были в центре Кракова. Не знаю, как он, но я чувствовала себя то ли влюбленной, то ли излишне сентиментальной. Он повернулся с улыбкой, и я улыбнулась ему в ответ. Мы молчали. Вокруг нас что-то происходило, я это знала, но весь мир не имел никакого значения. Был только Джек со своей смущенной и мягкой улыбкой, которая звала меня разделить с ним удовольствие быть здесь, в иностранном городе, любить и знать, что мы покорим весь мир, если захотим, если останемся вместе. Мой оптимизм постепенно развеялся, и в мою голову влетел крохотный комарик сомнения, который жужжал: «Нет, нет, ничего не бывает так просто. Это не так просто, это не случается так быстро, ты не любишь его, он просто тебе нравится, и ты вернешься в Нью-Йорк, и все, не смотри на него, ведь его глаза — это кроличья нора. Если продолжишь смотреть — будешь падать, падать, падать…»

Но мы не отводили друг от друга взгляда.

Хорошо, что он не пытался поцеловать меня или сделать что-либо еще — это лишь усугубило бы ситуацию. Мы стояли и тонули в глазах друг друга, и, может быть, я и смотрела на других мужчин, но это было чем-то особенным, чем-то пугающим и прекрасным. И даже если бы я умерла в тот же момент, я знала бы, каково это — смотреть на кого-то и видеть, что чья-то душа слилась с твоей и вы дорожите этим взглядом, этим мигом, словно редким сокровищем, и больше не боитесь остаться в одиночестве, никогда.

— Ладно, — сказал Джек, отведя взгляд. — Доедай, и пойдем.

И мы пошли.

25

Джек недолго скрывал от меня наш пункт назначения. Спустя тридцать минут на поезде от Кракова мы стояли у входа в соляную шахту. Из всех мест, которые я хотела бы посетить в Европе, соляная шахта, наверное, стояла бы в самом конце списка.

— Соляная шахта? — спросила я. — Ты привез меня в соляную шахту?

— В соляную шахту, — подтвердил он.

— В Европе, в одном из самых прекрасных городов, мы променяли действительно стоящую красоту на…

— …соляную шахту, — повторил Джек. — Но это не простая соляная шахта. Она называется «Величка». Ее нельзя не посетить.

— Кому нельзя?

— Это обязательно должно касаться кого-то?

— Ты мне скажи.

— Наверное, должно. Кому нельзя не посетить? Нет, это вряд ли.

— Неубедительно, — сказала я. — Почему именно соляная шахта?

— Ты ведь имеешь в виду, соляная шахта «Величка», да?

— Да, конечно.

— Потому что шахта больше не производит соль. Теперь это этакое национальное сокровище.

— Соляная шахта — сокровище?

— Из отсеков соорудили часовни с канделябрами. Это должно быть довольно красиво.

— Так же красиво, как соляная шахта.

— Да, так же красиво.

— Ты странный, Джек.

— Я съел много соли в своей жизни. Пришло время узнать, как ее добывают.

— Это что-то вроде истории происхождения соли?

— Да, как-то так.

Мы стояли у входа. Джек держал меня за руку. Я взглянула на него пару раз, пытаясь оценить степень его заинтересованности. Я знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что соляная шахта его заинтриговала. Его привлекала незаурядность, непривычность этой прогулки. И соляная шахта явно была для него в новинку.

— Что еще есть в соляной шахте? Только не говори…

— Соль, — перебил он меня.

— Кроме соли. Я надеюсь, мы увидим не только соль.

— Тебе мало мира, сооруженного внутри соляной шахты? Тебе не угодишь, Хезер.

— Так это и есть то, что изменит нашу жизнь? Мы больше никогда не сможем смотреть на соль по-прежнему? Ты это имеешь в виду?

Он кивнул. Могу сказать, ему было весело. Ему нравилось все: поездка на поезде, потенциальная абсурдность достопримечательности в соляной шахте, неизбежная причудливость людей, однажды решивших сделать национальное сокровище из обычной соляной шахты. Он наклонился и поцеловал меня, заключив в объятия.

— Люди, которые вместе посещают соляные шахты, — вместе навсегда. Ты знала об этом?

— Я не знала, — прошептала я, уткнувшись в его рубашку. — Ты в этом уверен?

— Соль — это основа жизни. Соль и водка, конечно. Если мы пойдем в соляную шахту вместе, это будет нашим обещанием вечной преданности.

— Мир — не выдумка, Джек. Надеюсь, ты знаешь. Надеюсь, ты помнишь, что это не для меня.

— Кто сказал?

— Никто. Просто так устроен мир.

— Прямо сейчас ты со мной в Польше. На пути к соляным приключениям. Если бы три месяца назад кто-нибудь сказал тебе, что так будет, ты решила бы, что это выдумка.

Я кивнула. Он был прав.

Мы разомкнули объятия, оплатили вход и вошли внутрь.

Я тут же осознала, что изнутри все выглядело совсем не так, как я ожидала. Когда слышишь «соляные шахты», представляешь себе груды белоснежных минералов, абсурдную попытку превратить мертвую индустрию во что-то большее, лишь бы содрать с посетителей побольше денег. Но ожидало нас нечто совершенно другое. Во-первых, это место назначили объектом всемирного наследия, и я увидела, как на лице Джека постепенно появляется ухмылка. Из брошюры на регистрационной стойке мы узнали, что добыча соли продолжалась с XIII по XXI век и окончательно прекратилась лишь в 2007 году. Тем временем шахтеры вырезали четыре часовни из каменной соли, украсив их статуями святых и выпарив соль, чтобы сделать из нее кристаллы для восхитительных канделябров, свисающих с потолков. До чего же необычное сочетание обыденности — что может быть банальнее, чем соль? — и возвышенности, которая выходила за рамки каких-либо ожиданий.

— О Джек, — прошептала я. — Как же здесь красиво.

— Эти шахты посещали Коперник, Александр фон Гумбольдт, Фредерик Шопен… И даже Билл Клинтон.

— Я и подумать не могла. Констанция обязана увидеть это.

— Я хотел увидеть это место вдвоем, с тобой.