Книга Пойми и прости, страница 58 – Дж. П. Моннингер

Официантка забрала счет. Наш обед закончился.

43

Эми покинула нас первой.

— Увидимся, красотки, — сказала она и плюхнулась в такси. У нее была назначена встреча в одном из жилых кварталов.

Мы помахали ей, и я провела Констанцию до Портнадзора. Прежде чем каждая из нас отправилась по своим делам, Констанция остановилась на углу здания и сказала, что, по словам Рафа, о Джеке ничего не слышно. В любом разговоре мы обязательно вспоминали о нем. При каждой встрече мы обсуждали ситуацию с Джеком.

— Ничего? — переспросила я, затаив дыхание, пока пешеходы, как всегда, неслись мимо нас.

— Ничего. Он сказал, что Джек давно не выходил на связь. У них есть несколько общих знакомых… Никто не знает, куда он пропал. Это очень-очень странно.

— Так значит, он пропал? По-настоящему пропал?

Она мягко кивнула.

— И что это может значить? — спросила я. — Как узнать, жив ли он хотя бы? Может быть, стоит попробовать связаться с его родителями? Приехать к ним или хотя бы позвонить. Я могла бы сказать, что хочу вернуть им дневник.

— Я бы не стала делать этого, милая. Он сам оборвал связь. Со всеми нынешними возможностями со связью не должно было возникнуть проблем, а значит, это его осознанный выбор, верно? Он мог позвонить, написать в Facetime, отправить сообщение, электронное письмо, связаться в Twitter… Что там еще? Он сам замел свои электронные следы. Он удалил свой аккаунт на Facebook, а ты сама знаешь, насколько сложно это сделать. Ничего. Раф переживает. Очень переживает.

— Раф думает, что он мертв? — спросила я, озвучив свой глубочайший страх.

— Нет, вряд ли. Помнишь тот день в Париже, когда они куда-то ушли, а мы с тобой отправились в Нотр-Дам смотреть на статую Марии?

— Конечно, — сказала я.

— Раф отказывается говорить об этом, но я много размышляла о том дне. Слишком уж все странно. Зачем они уходили, если у нас и так было слишком мало времени на Париж? И что же они тогда делали такого секретного?

— И правда, — согласилась я и потянула Констанцию на себя, чтобы ее не задел подросток с тележкой на тротуаре. — Джек никогда не рассказывал, куда они ходили в тот день. На самом деле я и сама не спрашивала. Я предположила, что они занимались какой-нибудь мальчишечьей ерундой. Или планировали для нас сюрприз. Теперь, думая об этом, я понимаю, какой была дурой.

— Ну, мне всегда было интересно, что же там могло быть. Мне и сейчас любопытно.

— Думаешь, что-то заставило его передумать? Что-то, за чем он тогда ходил?

Она покачала головой, давая понять, что и сама не знает. Это оставалось тайной. Я смотрела ей в глаза. Она мягко улыбнулась.

— Прости, милая, — сказала она. — Я бы тебе рассказала, если бы только сама хоть что-то знала. Честно. А пока я даже не догадываюсь, что могло произойти.

— Я тоже.

— Тебе по-прежнему больно?

— Да. Больно как никогда. В некотором смысле даже хуже. А знаешь, что не дает мне покоя? То, что он до того упрямо не хотел фотографироваться в важные моменты, что мне почти не на что смотреть. Это похоже на сон. Серьезно. Был ли он настоящим? Я даже не могу посмотреть на него. Такое чувство, будто он планировал исчезнуть с самого начала.

— Что ж, будь сильной. Обещаю сразу же связаться с тобой, если узнаю что-то новое, а пока, к сожалению, ни намека. Он просто исчез. Испарился.

— У меня дневник его дедушки. Но я не могу предсказать, где именно он может быть.

— У него есть копия?

Я пожала плечами.

— Большую часть он запомнил. Но точно не знаю. Наверное, в жизни его не волнует ничего, кроме этого дневника.

— И поэтому он позволил тебе оставить его? И даже не написал и не позвонил, чтобы попросить вернуть его? Думаю, это что-то да значит, ковбойша.

— Я не говорю на языке Джека. Стараюсь забыть этот язык. Я была помешана на Джеке.

Констанция наклонилась и обняла меня.

— Мне пора. Уже по тебе скучаю.

— А я — по тебе.

— Я была рада увидеть Эми. Она по-прежнему тигрица.

— Она сильная. Все мы сильные, верно?

Она кивнула, обняла меня в последний раз и поспешила прочь.

По субботам ты бегаешь вокруг водохранилища. Выпиваешь «Кровавую Мэри» в любимой кафешке на 56-й улице или сидишь с одной из подруг, глазеешь на шоу в Сохо, спешишь на открытие новой галереи. Воскресным утром, лежа на диване, читаешь «Нью-Йорк Таймс», отвечаешь на сообщения и электронные письма, пытаешься решить кроссворд, читаешь передовые статьи, заставляешь себя просмотреть отчеты о наличных запасах. Затем тебя ждет культурная программа: Музей современного искусства или Коллекция Фрика ^[8], которую ты так любишь, прогулка по парку, чтобы посмотреть на уток, погладить нос Балто ^[9], увидеть как всегда молодую, веселую и гигантскую Алису в Стране чудес. Зима давно пришла и не собирается отступать, поэтому ты болтаешь с мамой по телефону об одежде, шопинге и прочих стандартных вещах. Ты резервируешь номер на лыжном курорте в Вермонте. Разговариваешь с боссом, точнее с тремя боссами, о японских счетах, и они предлагают тебе подтянуть язык, поэтому теперь ты проводишь каждое утро четверга за чашкой чая с учителем японского, мистером Хейзом, который, как выясняется позже, лишь частично японец, но довольно хорошо владеет языком. Ты практикуешь каллиграфию, рисуя иероглифы кистями и чернилами, а иногда мистер Хейз приносит вазы с форзицией ^[10], и тогда вы с классом — вас пятеро, все молодые и деловые — занимаетесь икебаной, традиционным искусством расстановки цветов в сосуде. Тебе дают три веточки форзиции, и твоя задача — найти идеальный баланс, что совсем не просто. Приходится общаться с остальными учениками и мистером Хейзом на японском или английском. Вернувшись в офис, ты докладываешь, что языковой тренинг прошел хорошо.

Нью-Йорк, Нью-Йорк, прекрасный город.

По вечерам в понедельник — йога, по средам — велотренажеры, на которые ходят в основном женщины, чтобы, словно умалишенные, покрутить педали, иногда в темноте. И ты по-прежнему не можешь забыть слова Джека, его идею о том, что Нью-Йорк — тюрьма, построенная его жителями. Ведь если посмотреть с другой стороны, кружок велотренажеров — это для сумасшедших. Ты не останавливаешься ради редких моментов красоты, когда истинной наградой становятся заходящее за Крайслер-билдинг солнце, потрясающий барабанщик на Юнион-сквер, монолог женщины по имени Коко, которая вообразила себя женой Кинг-Конга и злится на него за то, что он ушел из дома. Забавные нью-йоркские детали. Меланхолия.