Книга Год Крысы. Видунья, страница 38 – Ольга Громыко

Голова медленно, шевеля губами, заскользил пальцем по списку.

— Э-э-э, погоди, а этот откуда взялся? «Военный»?!

Сборщик устало (видать, в каждой веске приходилось объяснять, а то и ругаться) вытряхнул из середины книги сложенный вчетверо лист иной, плотной и белой бумаги. Расправил — сразу бросились в глаза ярко-зеленые чернила, с которыми вечно приходили плохие новости, — ткнул толстым пальцем в печать:

— Тсарским указом. На нужды тсарни.

— А мы чего — воюем с кем? — изумился весчанин.

— Мне откуда знать? Дали список — и езди, собирай. — Сборщик упрятал лист обратно. — Так как, будете платить? Или задолженность вам ставить?

— Не, погоди, сейчас принесу! — заторопился голова.

Тсарь соглашался терпеть должников до года, но каждый месяц размер платы удваивался. Лучше сразу пояса подтянуть, чем потом вовсе по миру пойти.

Пока голова ходил в избу за недостающими деньгами, весчане взяли гостей в кольцо и встревоженно загомонили:

— А в городе-то чего слыхать?

— Вербовщики, часом, не ходят?

— Никак опять с Саврией что-то не поделили?

— «Опять», — фыркнул лавочник. — Будто мы с ними когда-то миром расходились.

— А договор?

— А что договор? Покуда раны зализывали — бумагой прикрывались, а оклемаются — подотрутся.

— Не знаю, не слыхал, — разом отмахнулся от всех сборщик. — Как ездили к нам саврянские купцы, так и ездят. А вербовщики каждый год ходят, куда ж без них? Вам же покуда с три короба не наврешь, с печи не слезете.

Несколько мужчин рассмеялись — видать, слыхали горластых зазывал со штандартами, сулящих молодым простакам должность тсарского генерала, славу и богатую добычу. Хотя мало-мальски умному человеку ясно: весчанину выше десятника нипочем не выслужиться, и, если повезет, приведет он с войны хромую трофейную корову, а нет — славу ему пропоют вороны.

— Видать, просто крепости да сторожевые башни подновлять собираются, — спокойно закончил сборщик.

— А чего только сейчас спохватились?

— Саший их знает… Может, рассыпаться уже стали, почти восемнадцать лет без дела-то. — Удовлетворенный сборщик пересчитал деньги еще раз, распрощался и уехал. А люди судили-рядили до глубокой темноты, заторопившись по домам, только когда голова спохватился, кто же будет возвращать ему заложенные десять сребров.

* * *

Рыска упала на тюфяк, и в курятнике почти сразу же заорали петухи. Голоса у птиц были сонные и хриплые, кукарекали они только из чувства долга: надо ж середину ночи обозначить. Фесся и вдова уже спали, а девушке, как самой молодой и здоровой, еще пришлось мыть пол и расставлять по местам высохшую посуду. Зато завтра можно валяться хоть до полудня!

Но не успела Рыска уютно закутаться в покрывало, как в сенях послышалась какая-то возня, приглушенные голоса, а потом робкий стук в кухонную дверь.

— Кто там еще?! — мученически простонала девушка.

— Рысочка, — смущенно зашептала щелка дедковым голосом, — выйди на пару щепочек.

— Зачем?!

— Да к тебе тут… просительница. — Дедок мялся, как под дверью нужника, пытаясь потактичнее намекнуть, что ему ну очень приперло.

«Очередная бабка с больной козой, — с досадой подумала девушка. — Сдохнет, если не лечить, или обойдется? На скотского лекаря пять медек жалко, а видунье и черствого бублика хватит».

— Да! — сердито сказала Рыска.

— Чего — да? — растерялся дедок, решив, что не расслышал.

— Ответ на ее вопрос! — Девушка отвернулась и натянула покрывало на голову.

Увы, покой длился недолго.

— Рысонька! — Теперь голос у дедка был жалобный и как будто даже испуганный. — Ты б это… хоть вопрос узнала.

— Да выйди ты уже! — зашипела разбуженная Фесся.

— Ну их к Сашию, я тоже спать хочу!

— Вот выйди и прогони, чтоб не мешали, а то ж не отстанут!

Деваться было некуда. Рыска сползла с печи, ощущая каждую натруженную жилку. Откинула щеколду, выскользнула в приотворенную дверь, чтобы не выстуживать кухню, — и испуганно вжалась лопатками в стену.

В сенях за дедковой спиной стояла мама. Толстая самодельная свеча, прилепленная к крышке корыта, давала больше теней, чем света, словно в нехорошем, муторном сне.

— Здравствуйте, — глупо ляпнула Рыска, позволив себя обнять, но сама так и оставшись стоять столбом. Мать, почувствовав это, тоже вскоре разжала руки.

— Вот, пришла узнать, как ты тут, — льстиво зачастила она. Глаза были знакомые, а взгляд чужой, настороженный, словно мать ее побаивалась. — Давно не виделись, соскучилась по своей кровиночке. Гляди, пирожков тебе принесла, картофельных.

Пирожки уже сами о себе заявили, на все сени. Но после целого дня готовки их запах вызвал у Рыски лишь дурноту.

— Ага. — Неестественность беседы отбивала всякое желание ее поддерживать.

— Что тут у вас, на хуторе, слышно? — Мать покрутила головой, словно надеясь обнаружить в сумраке сеней занятную новость.

Девушка неопределенно пожала плечами. Ну, Ласточка вчера двух телят родила, один черный, а другой белый, весь хутор сбежался посмотреть. Только вряд ли матери это будет интересно. Она и Ласточку-то никогда не видела, не поймет, в чем шутка.

— А к нам сегодня сборщик налогов приезжал, — Сменив тему, мать стала куда искреннее. — Всю веску переполошил, не знаем, что и думать!

Рыска молча смотрела на нее. Восемь лет не приходила, а тут вот — пришла. Заботливая. Небось долго решали, кого среди ночи на хутор отправить, чтобы Сурок собак не спустил. А тут матушка по любимой дочурке соскучилась, святое дело!

— Насчет чего? — сухо поинтересовалась девушка.

— Да вот, слухи тут ходят… про войну-то… Ты как думаешь — будет, а? — затаила дыхание мать.

У Рыски аж язык зачесался для язвительного: «Я ж тебе сразу, еще из-за двери ответила!» Пусть им там, в веске, тоже сон отобьет.

Но дразнить судьбу девушка побоялась. Накличешь еще!

— Мне-то откуда знать? — хмуро сказала она. — Может, будет, а может, и нет. Это только тсарю известно.

Мама заискивающе хихикнула:

— До него поди доберись, да и не родня он нам.

— А я чего — родня, что ли? — грубо спросила Рыска.

— Мать ахнула, всплеснула руками. Прежде чем она успела опомниться, девушка отвернулась, буркнула: «Чтоб больше меня по такой ерунде не будили!» — и, не оборачиваясь, пошла к лестнице.

Спохватилась Рыска уже на чердаке. Надо же, три года здесь не ночует, а стоило задуматься — ноги сами привели. Вот глупость какая, теперь не слезть, пока эта из сеней не уйдет!