Книга Да будет воля моя, страница 33 – Дженнифер Бенкау

На это Дерия не находит ответа. Она только может задать себе вопрос: возможно, те семьдесят евро, которые она платит Ханне за час консультации, могли бы найти и лучшее применение. Она могла бы сходить в театр. Может быть, вместе с Якобом.

— Вы никогда не заставляли его сталкиваться с этим, — неожиданно говорит Ханна. — Вашего Якоба. Вы никогда не спрашивали его, почему он бросил вас ни с того ни с сего.

Дерия хочет ответить, что у нее не было для этого возможности, но тут ей приходит на ум, что это, в общем-то, не соответствует действительности. Ей просто надо позвонить ему. Ее бросает в жар, и это она чувствует всей кожей. Так много возможных истин… А хочет ли она вообще знать правду?

Возможность поговорить с ним об этом представляется уже после обеда — Якоб сам звонит ей.

— Привет, Дерия, это Якоб. Я только что заметил, что мой холодильник пуст.

Она раздумывает, стоит ли ей пойти на риск и спросить его сразу о причинах того, давнего, отъезда, но она решает этого не делать. Какое значение имеет сегодня то, что было шестнадцать лет назад?

— Да, у меня тоже так бывает время от времени. Совершенно неожиданно холодильник оказывается пустым. Иногда у меня возникает подозрение, что у холодильников существует собственная система пищеварения.

— Это могло бы объяснить запах. Я списывал это на упаковку просроченного яичного салата, но…

— Ничего себе!

— Успокойся. Я не собираюсь его есть!

— Но хранишь его в холодильнике? Значит, это химический эксперимент?

— Совершенно точно. И эксперименты в кухне, естественно, объясняют, почему я не умею готовить.

— Понимаю. Как я могу тебе при этом помочь? Я тоже не отличаюсь особым умением в приготовлении пищи, если ты это имеешь в виду. И поэтому не решаюсь пригласить тебя в гости на ужин.

— Это замечательно. Тот, кто не умеет готовить, знает, где в городе самая лучшая пицца.

В этом что-то есть. Ей нравится сама мысль о том, что она еще раз сможет поужинать с Якобом.

— Ты помнишь тот киоск на углу Брауэрштрассе, где продают пиццу навынос?

— Неужели я мог его забыть? Скажи только, он еще существует?

— Конечно! Люди выстраиваются в очереди, чтобы купить там пиццу.

Она преувеличивает, но пицца там действительно вкусная, а маленький магазинчик расположен всего в трех минутах ходьбы от ее квартиры. Ей не хочется снова бегать по темному городу в одиночестве.

— Значит, тогда встретимся там? — предлагает Якоб. — В половине седьмого?

— Обязательно возьми с собой бумажные кухонные полотенца. Рулон.

— Рулон бумажных полотенец? Зачем столько?

— Ты что, уже совсем ничего не помнишь? Ладно, мы что-нибудь придумаем.

Через два часа Дерия стоит перед маленьким киоском и наблюдает за тем, как Якоб вспоминает о самом большом недостатке местной пиццы.

— Я совершенно забыл, сколько масла они тут используют, — стонет он и безуспешно борется с жирными каплями, которые так и норовят попасть на его одежду. Он сам виноват, не взял с собой бумажных полотенец, а ведь она предупреждала.

Дерия через стол подает ему бумажный носовой платок.

— Только хорошее растительное масло, — изображает она хриплый, похожий на звук напильника по металлу, голос постаревшей сгорбленной женщины, которая словно вросла ногами в этот киоск.

Дерия покупала у нее пиццу, когда была еще маленькой девочкой, и не может себе представить, чтобы кто-нибудь другой, кроме этой женщины, стоял за этим низеньким прилавком. Старуха не знает имени Дерии и не знает о ней ничего. Ничего, за исключением того факта, что она всегда заказывает у нее пиццу с помидорами, моцареллой и базиликом, а к ним еще и маленькую бутылку «Кола Лайт». Сегодня Дерия попросила у нее вино. Впервые в ее жизни.

— Вино? — переспросила женщина.

— Да, красное вино. Мы хотели бы красного вина к пицце.

Неужели ей придется показывать удостоверение личности? Но ведь эта женщина ее знает. И она должна знать, что Дерия не только совершеннолетняя, но и что ей уже за тридцать.

— У вас разве нет красного вина? — Она видит его на полке.

— Конечно, у меня есть красное вино, но только одна полная бутылка.

— Прекрасно. Тогда я ее возьму.

Женщина поворачивается, не торопясь поднимается по скрипучей маленькой лестнице и безо всякого выбора снимает с полки темную бутылку. Затем с легким стоном спускается вниз и ставит бутылку на прилавок перед Дерией.

— Может быть, у вас есть и штопор?

Пожилая женщина морщит лоб. Затем берет в руки бутылку и открывает ее: пробка навинчивается. Тем лучше.

— Если бы у вас еще нашлось для нас два стаканчика, то вечер был бы спасен, а вы стали бы героиней.

Старуха накрывает пластиковыми стаканчиками горло бутылки и качает головой, ничего не говоря. Она ведет себя так, словно считает совершенно абсурдным пить красное вино с пиццей.

«Но в этом и есть нечто особенное», — в конце концов думает Дерия.

Они молча едят за одной-единственной стойкой. Дерия, как и раньше, свернула свою пиццу так, чтобы было меньше пятен, а Якоб борется с маслом. Вспоминает ли он прошлое? Ей кажется, что он никогда никуда не исчезал, как будто бы последние годы вообще были не реальными. Словно долгий тяжелый сон, от которого она наконец-то проснулась. Она удивляется, как хорошо снова чувствует себя рядом с ним. Он действительно остался тем, кем и раньше был для нее, — единственным человеком, в присутствии которого ей не приходилось постоянно думать о том, что от нее ожидают, что ей делать или не делать.

Якоб сминает салфетку и осматривает себя сверху вниз:

— Я целыми годами тренировался в американских закусочных поедать самые жирные бургеры, не оставив на одежде ни пятнышка. Но вот с пиццей на углу я, как и раньше, потерпел неудачу.

— Ты можешь помыть руки у меня.

«Или забросить всю свою одежду в стиральную машину и голым ждать в спальне, пока она высохнет». Она спрашивает себя, как можно остаться таким худым, если приходится постоянно питаться фастфудом. Занимается ли он еще спортом? Даже под толстой курткой его тело скромно говорит: да.

— Я живу совсем рядом.

Якоб соглашается. Прежде чем уйти, он вынимает старый пфенниг из кармана куртки и кладет его на стойку.

— Зачем ты это делаешь? — удивленно спрашивает она.

— Это ведь приносит счастье, нет?

— Удача — это когда находишь пфенниг, а не когда прячешь.

— Кто это сказал? — В его улыбке есть что-то вызывающее, такое, что, несмотря на тривиальную тему или именно благодаря ей, почему-то больно задевает ее. — Кто-то обрадуется, когда его найдет.