Онлайн книга «Год Крысы. Путница»
— Вот он. — Витор протянул руку и вынул из щели между подушками свиток, еще не запечатанный. Если приглядеться, то посреди Рыбки неподалеку от Йожыга можно было заметить дырочку от испачканного чернилами пера, в запале воткнутого тсарем во время обсуждения плана. Река была темно-синяя, чернила тоже, однако пятно притягивало Кастия, как убийцу — капелька крови, которую прочие считают просто грязью. Но он-то знает, что здесь произошло… — Эй! На что ты там уставился? — Тсарь нетерпеливо тряхнул бумагой и бросил ее на прикроватный столик, где уже горела свеча и лежал красно-коричневый ломтик сургуча. Начальник тайной стражи сморгнул, извинился за нерасторопность (проклятый недосып!) и поспешно развернул свиток. Впрочем, для Кастия там новостей тоже не было, его интересовала только дата. — Может, стоит перенести ее на пару дней вперед? — ненавязчиво намекнул он. — Или назад — гонец еще успеет… — Нет. — Савряне догадаются. Верхушка — так точно. — Плевать, — жестко отрезал тсарь, растапливая сургуч. — В этот день они убили моего сына. Пусть знают, за что платят. * * * — Леваш! — Мих! Какими судьбами?! Батрак и лесоруб смачно обнялись. Со стороны это выглядело как схватка двух медведей — кто кого заломает. — Да по тсарскому созыву, чтоб его! — Старые друзья наконец разлепились. — То палками махали, то вон камни да бревна возим, Йожыг латаем. — А мы их для вас рубим! — хохотнул Леваш, поворачиваясь спиной, на которой висел в петлях огромный топор с изогнутой ручкой. Другой человек рад бы бросить такую дуру после трудового дня, но лесоруб привык к его немаленькому весу, как привыкают к тяжелым сапогам-грязеступам или тулупу. Леваш и двуручник когда-то так тягал, казавшийся полуторником за его широкими плечами. — Давно вы здесь? — Третий день. — И только сейчас встретились?! Ну молодцы-ы-ы! — укоризненно протянул лесоруб, хотя разминуться на длинной прибрежной порубке было немудрено: все завалено охапками веток, голоса забиваются стуком топоров и треском оседающих деревьев, а народу суетится несколько сотен. — Так не разгибаемся с утра до вечера, куда там по сторонам глядеть! Садись, поговорим! — Да я к реке за водой шел, — лесоруб показал пустой котелок, — парни там мои голодные сидят. — Ничего, за лучинку не окочурятся! А хочешь — сюда их зови, в нашу похлебку воды дольем. Далеко стоите? — Ща, может, докрикну. — Леваш повернулся к темноте, приложил руки ко рту и зычно заорал: — Эй! Робя! Айда сюда, тут угощают! — А нам можно? — захохотали сразу от нескольких костров. — А вам только за деньги! — не растерялся лесоруб. — У-у-у, жлоб! — От таковских слышу! К девкам в гости тоже с пустыми руками ходите? Темнота не осталась в долгу: — Тю, нашлась красота с бородой до живота! — Такая сама платить должна! — Девкам подарки не в руках, а в штанах носят! — Гы-гы-гы! — Ах-ха-ха! Один зубоскал все-таки пришел, с бутылью вместо монет. Его с радостью приняли, как и подтянувшихся лесорубов. В костер подбросили дров, в котел не только долили воды, но и досыпали муки скалом. Подошел один из тсецов-охранников, покрутился вокруг, неодобрительно зыркая на шумную компанию, однако крамолы не усмотрел и вернулся к своим. — Ишь какие у вас браслетки знатные! — заметил Леваш, хватая друга за руку, чтоб разглядеть поближе. — Тсарь одарил, — невесело хмыкнул Мих. — Вы тоже по приказу? — Не, мы птицы вольные — по найму. А ты чего, весчанином заделался? Ну даешь! — Батрачу помаленьку… Гляжу, и ты из «Рыжих волков» ушел? — Да они через год после тебя и распались. Мавей с Дримом погибли, по дурости — в разбойничью засаду угодили, Сива без них заскучал и откололся, Лысый хворать часто стал, ну и я решил: побаловался, и хватит. Отец старый уже стал, пора было дело принимать. Во, познакомься с моими ребятами… Леваш представил остальных лесорубов, Мих — весчан, зубоскал назвался сам. За такое дело тут же выпили, благо бутыль была не одна: покуда телеги разгружались в городе, Цыка успел сбегать на йожыгский рынок и прикупить чего надо. Мих с Колаем прикрывали — точнее, Мих прикрывал, работая за обоих, а Колай причитал, что «вот заметят и всыплют всем троим!». Не заметили, и теперь Рыскин отчим, гордо выпятив грудь, хвастался, с каким трудом было добыто ими (изо всех сил намекая — по большей части им) это вино. Одновесчане только посмеивались. — А я сегодня нашего мольца видел! — неожиданно вспомнил Цыка. — Страшный стал, зарос весь, я его еле узнал. Стоял на пароме у пристани, вокруг толпа, как на ярмарке. Повез, видать, саврянам свои проповеди. Батраки гнусно захихикали, радуясь, будто кринку закваски соседу в сортир подлили. — Так им и надо! Объяснили лесорубам, в чем соль, те тоже посмеялись. Пару лучин Мих с Левашом наперебой вспоминали молодость, потом разговор потихоньку увял. Поговорить было о чем, но лучше б послушать — устали. Прочие костры один за другим превращались из желтых лепестков в алые пятнышки, народ засыпал. Ярко горели только сторожевые, но краям и у воды. Хольгин Пуп, травянистый остров ближе к ринтарскому берегу, казался мохнатой великаньей шапкой, оброненной в реку. — Эх, — вздохнул лесоруб, — сказочницу бы сюда. — Угу, — поддакнул Мих. — Эх, была у нас на хуторе одна девчонка, так соловьем разливалась, что до вторых петухов с открытыми ртами сидели! — О, к нам пару недель назад прибилась такая же! — оживился Леваш. — Бойкая, что синичка, худенькая, зеленоглазая…. — Прям как наша, — удивленно заметил Цыка. — Как же ее звали-то? — принялся натужно вспоминать лесоруб. — Что-то звонкое, звучное… — Рыска? — Точно, Рыска! — Да ты что?! — Батраки придвинулись поближе, сгорая от любопытства: как это их тихоню Рысочку угораздило заделаться бродячей сказительницей?! — С ней еще два мужика было, — продолжал Леваш, — один ничего такой, рубаха-парень, хоть и жуликоват с рожи, а другой саврянин… — Не, — разочарованно перебил Цыка. — Это не наша. Наша Рыска нипочем бы с белокосым не спуталась. * * * — Ой, Альк, что это? — Дорога шла в гору; шла долго и упорно, последнюю лучину коров вели под уздцы, и Рыска уже так устала, что по сторонам почти не смотрела. А сейчас вдруг подняла голову и увидела: на вершине холма, куда они так стремились, торчал из леса серый клык башни. |