
Онлайн книга «Ермак»
![]() А мирились с этим воровские потому, что у вольных потерь почти что не было. Сунутся воровские в набег — кладут их там на сыру земелюшку без счету. А вольные пойдут малым числом, а всегда с победой да с барышом. Ночью ушли — вечером, глядишь, и с конями, и с товаром — дуван дуванят. Потому и Ермака в набольшие атаманы выбрали, что он всех старше, всех опытней... Но только тяжко его нрав переносить. Вроде и не кричит, и не приказывает, а все при нем не разгуляешься. Всяк сверчок на своем шестке. Потому и радовались, потому и пели, что вырвались на вольную волю из крепости, где все оружие по прибору и каждое зерно по счету, а на громкий крик все головы поворачивают да косятся. Распелись воровские, разгулялись, выкатили на лед, помчались — даром что на лошадях некованых. Хорош ледок! Крепок! Чист. В местах, где ветром снег сдуло, как стекло стоит, до дна видать! Выкатились от берега версты на две, стали лед пешнями пробивать, а некоторые подальше отошли, решили полыньи пробивать, чтобы сеть подо льдом протащить. Разогрелись от работы на морозе ребятушки, шубейки посбрасывали. Такой по озеру веселый стук стоит... Только стук какой-то странный, разрастается н гул... — Татары! Опомнились казаки, а уж со всех сторон тучей конные идут. Успел Брязга из рушницы пальнуть да крикнуть: — Наших спасайте! На... — Свистнула сабля татарская, повалился воровской струговой атаман с рассеченным лицом. Ужом вертелся Окул, отмахиваясь пешней от наседавших конников. Одного свалил, другому, видать, ноги поломал, а и он повалился, изрубленный в ошметки. Вывернул из саней оглоблю Кирчига, махал, гвоздил конников, успел только прохрипеть Щербатому: — До наших прорывайся... До наших... Щербатый под брюхом коня, под татарскими саблями из толчеи вырвался. На оплошавшего татарина кинулся, со льда прямо на спину — хорошо, без шубейки был. Полоснул татарина засапожным ножом, выкинул из седла, да сам в седло — будто он татарин. Лицо в башлык спрятал. На край — да к лесу. А в лесу татарвы как воронья на пахоте. Не сообразили они сразу, кто скачет. Знали — казаки все пешие. А как сообразили, он уж мимо проскакал. Проскакал, да не поздорову. Пять стрел в спине! Коня гнал немилостиво. Даже ножом колол. Боялся помереть по дороге. Доскакал до караульного, с коня пал: — Казаков на Абалаке татары побили всех... — с тем и умер. Ударили сполох. Выскочили казаки из землянок, изб, потащили оружие. — Кого нет? — кричал, запахиваясь в полушубок, Кольцо. — Кого нет? — Да весь струг Брязги... Двадцать душ. Казаки строили в ряды, запрягали лошадей. Знали, сейчас пойдут своих выручать. Ермак, услышав сполох, вскинулся ото сна. Натянул кольчугу поверх тегиляя. В дверь уже просунулся Мещеряк: — Слыхал, батька? — Слышу. — Татары на наших напали. — Это, брат, не простые татары... — Ермак притопывал торбазами, накидывал полушубок. — Это не простые татары! — повторил он, выходя на воздух и щурясь от снега и солнца. — Это Алей возвернулся! — сказал он сгрудившимся атаманам. — Как раз по всему выходит — Алей! Самое ему время! — Ермак! — кричали казаки. — Веди скореича! Наши пропадают! — Скоро только мыши родятся! — тихо сказал Ермак, но так, чтобы все атаманы слышали. — А наши уж пропали! Наших уж не выручишь. Алей это! Вишь, как соследил! Маметкул за нами ходил тишком, напасть не решался. А раз напал, стало быть, усилился. Кем? Из Бухары подмога еще бы не поспела, иных войск в Сибири нет. Алей из-за Камня воротился. — Что ж мы тянем-то! — закричал Кольцо. — Мы не тянем! — сказал Ермак. И, повернувшись к построившимся казакам, громко крикнул: — Молись, казаки! Сеча будет зла! Несколько конных разъездов из вольных казаков, говоривших по-татарски, ушли в сторону Аба-лака. Томительно было ожидание их возвращения, не помогала даже усиленная подготовка к бою. — Мы их потеряли, мы их из виду потеряли... — говорил Ермак. — Успокоились, вот и оплошились. — Да ладно тебе казниться, — сказал Мещеряк. — Как за ними соследишь? — Как в степу! Заставы, разъезды, сторожи... Как на Дону держим! На Дону мы тыщу лет живем! Там каждый холмик — подмога, каждая балочка — укрытие! А здесь нее внове! — Лесных людей расспрашивать надо было! Не ясак с них драть, а службу требовать, за службу от ясака слобонить вовсе! — Ну ты прям воевода!.. — ощерился Пан. — Бери выше, — сказал Старец. — Государь премудрый! Салтан! Ей-Бо! Крестить их надоть спервоначалу. К вечеру разъезды стали собираться. Привели языков — татар и вогуличей... Татары и под пыткой молчали, а вогуличи охотно рассказали, что у Алея соединенный с Маметкулом отряд. Что по всем улусам и городищам мурзы шастают, про казаков расспрашивают, людишек, которые в Кашлыке были, пытают! А те сказывают, что у казаков в лагере делается. Казаков и атаманов татары теперь знают всех поименно. Маметкул поклялся, что, как волк овец, всех атаманов по одному перетаскает. Хоть сто лет ходить вокруг будет, а всех перещелкает... Алей от Перми пришел — много там воинов оставил, Перми не взял и Чердыни не взял. Сильно злой. Войско у Алея с Маметкулом все конное, человек тысячи с три, а то и пять... Ударили в тулумбасы. Собрали Круг. После молитвы сели прямо на снег. Толковали часа два. Наконец порешили. Идти по-темному на Абалак всеми -телегами, что в лагере случились. И пушки везти. Пушки соломой и овчинами завалить. Ехать рыбацким манером. На лед Аба лака выйти и отабориться за санями. Подманить татар, да из-за телег и вдарить! А уж как они на лед выйдут, тут всем на сечу выходить. Биться с конницей только на льду! У татар кони некованы — на льду падать будут. Каждому атаману своих казаков вести при знаменах. Скопом в бой не ходить, а идти отрядам розно, чтобы огнем своих не побить. Лагерь бросить. Идти всем. — Эх! — выдохнул кто-то. — Пропадет вся рухлядишка! — И хрен с ней! — тут же ответили несколько казаков. Ермак, сидя на коне, выпускал посчетно каждый отряд. Взошедшая луна осветила полусотни, которые поспешали за санями с интервалами между отрядами сажен в триста. В лунном свете тускло поблескивали несомые на плечах бердыши. Отряды торопливо перешли протоку и скрылись в темном лесу. Ермак с пятью конными казаками замыкал колонну. Верстах в трех от озера конные пошли в разведку. За озером на степном берегу полыхали десятки костров. Маметкул праздновал победу. Воины пели, варили бешбармак. Пили хмельной кумыс. Молча глядели казаки на вражеский лагерь. Не сговариваясь, тихо встали подковой вокруг озера. |