Онлайн книга «Любя, гасите свет»
|
Кто такой Славка и что такое дерматин, мы с Качаловым гадать не стали. Рванули на второй этаж в надежде застать Барановых дома. Нам повезло. Дверь, обитую давно уже потрескавшимся чем-то бурым, открыла толстая женщина в коротеньком ситцевом халатике. Ноги, похожие на бетонные столбы, открывались во всей их сокрушительной красе, Качалов даже отшатнулся. – Чего вам? – неприветливо спросила толстуха. – Барановы здесь живут? – Ну, здесь. – Можно с вами поговорить? – Я же сказала: мы запло́тим. Ну, нету сейчас денег! – Машка, кто там? – Из банка, за кредитом! – Гони их на х…! – А не х… было телик в кредит брать! – Заткнись, дура! За плечом у толстухи появился небритый мужик к грязной тельняшке. – Мы по поводу вашей родственницы, – торопливо сказал Клим. – Виталины Барановской. Барановой, – тут же поправился он. – Ну вот! Достукались! – взвизгнула толстуха. – Куда теперь денемся, Колька? – И заныла: – Граждане, у нас дети, старшенький в школе, а младший, вон, с соплями дома сидит. – Из-под локтя у толстухи вынырнули рыжие вихры. На нас с Качаловым с любопытством уставились ясные серые глаза. Мальчишка лет семи смахнул рукавом засаленной байковой рубахи сопли. – Вспомнила, Витка, сука! – выругался мужик в тельняшке. – Что ж, попрете нас теперь отселева? – Вы заняли эту квартиру незаконно? – сообразил Клим. – Витке она все одно не нужна. У ней этих квартир… – Мы за могилкой ухаживаем, – льстиво сказала толстуха. – Третий год на Пасху хожу к нашей тетечке Вале, царствие ей небесное. – Она притворно всхлипнула. – Можно войти? – спросили мы. – Проходите, чего уж, – мрачно сказал мужик. – Вон, смотрите на наши хоромы! «Хоромы» и впрямь были… Гм-м-м… На что уж я бардачница, за это мне от мамы и достается регулярно. Но здесь был прямо-таки апофеоз бардака! В прихожей вперемешку валялась мужская, женская и детская обувь, начиная от валенок и заканчивая босоножками на грязной шпильке. Ком глины засох на ней, но так и не отвалился. Так они и лежали с лета, эти немытые босоножки сорокового размера. И тут же притулились стоптанные зимние сапоги в засохшей лужице от растаявшего снега. Пол был грязный, затоптанный и заплеванный, со стен клочьями свисали обои, потолок весь был в желтых разводах. Тускло светила единственная лампочка, остальные перегорели. Комнаты были маленькие, двери в обе распахнуты. Описать все то безобразие, что творилось за этими дверями, я не в силах. Зато в той комнате, что побольше, стояла новенькая плазма. – Кто из вас прямой родственник Барановой? – рявкнул Клим. – Я! – вздрогнул мужик. – Брат я ее троюродный, с меня и спрашивайте! А Машку с детьми не троньте! – Колька, ты чего? – дернула его за руку толстуха. – Куда ж мы без тебя? Вы не смотрите, что он дома, – затараторила она. – Работает он. Просто не сезон сейчас. Колька мой плотничает. Мы все отдадим. Али отработаем. Все деньги. И за плазму, и за проживание. – Ваша родственница пропала почти четыре месяца назад, – не выдержала я. – Так что никто вас отсюда не выгонит. Напротив: вас ждет огромное наследство. Только надо приехать в Москву. – Вон оно как… – удивленно протянул мужик в тельняшке. – Машка, на стол накрывай. Помянуть надо. А я в магазин сбегаю. – Так ведь денег нет! Я торопливо сунула ближайшему родственнику миллионерши Виталины Барановской тысячу. Пьяного разговорить проще. Так оно и вышло. Мы с Качаловым пить отказались, сославшись на то, что нам надо сегодня вернуться в Москву. Я водку терпеть не могу, Клим тоже поморщился, глянув на бутылку. И попросил чаю. – …Витку мы не видели со школы, – рассказывал Николай Баранов. – А тете Вале не очень-то и верили. Ну, откудова такие деньги? Квартиры в Москве миллионы стоят! У меня вон, напарник, с осени туда подался. В Новый год приезжал, рассказывал. Двадцать тыщ платит за съемную! Так ему еще почти час до Москвы ехать! И то говорит: дешево. Толстуха ахнула и покачала головой: – Какие ж там у вас в Москве зарплаты?! – А другие родственники у Виталины есть? – спросил Клим, с опаской разглядывая чашку, в которую ему налили чай. Изнутри она была коричневой от застаревшей грязи. – Никого у ней нет, – махнул рукой Николай. – Родных братьев-сестер у тети Вали не было, только двоюродные. А из двоюродных один сгинул, другая на Север куда-то подалась. И больше ни слуху, ни духу. Только мы с Марией и остались. Батя мой тоже помер. – Баранов потянулся к бутылке. – Ну, светлая им память! Они с женой выпили. Мы с Качаловым все больше и больше мрачнели. С семейством Барановых надо как-то договариваться. А как говорить на их языке, если мы с Климом не пьем? – Николай, вы можете приехать в Москву? – со вздохом спросила я. – Это еще зачем? – Надо войти к Виталине в квартиру. Только вы на правах наследника можете это сделать. – А велико наследство-то? – подмигнула толстуха. Мы с Качаловым переглянулись: что толку скрывать? – Видовая квартира в элитном доме площадью сто сорок квадратных метров, машиноместо в подземном паркинге, машина «Бентли»… – принялся перечислять Клим. – Бе-енли… – протянула толстуха и вдруг развеселилась: – А что, Колька, приедешь в свою Грязновку на «Бентли»! У бабы Аниной козы враз молоко пропадет! – Не, «Бентли» к нам не проедет. Асфальту нету. И картошку на ней не повезешь. Багажник тесный. – Вам бы лучше танк, – хмыкнул Качалов. – Туда картошки много влезет. А в дуло можно напихать кабачки. – Ты кабачки-то наши видел? – возмутился Николай. И почти на метр раздвинул ручищи: – Во! Убить можно таким кабачком! – Правильно! Зарядить в дуло, и… – Качалов рубанул воздух ладонью. – Засеять все окрестные поля кабачками! – Ха-ха! – залилась толстуха. Я все больше мрачнела. Невыносимо захотелось домой. – Климушка, поедем, – прошептала я на ухо Качалову. Тот кивнул: понял. И деловито стал забивать координаты Барановых в свой смартфон. – Значит, так, гражданин Николай: на этой неделе я вас жду. В крайнем случае, на следующей. – Ага, – пьяно кивнул Баранов. Я поежилась. То и дело хлопала входная дверь. Вернулся из школы «старшенький», угрюмый прыщавый подросток и тут же исчез, стащив со стола сотню. Вслед за ним на улицу убежал и младший, несмотря на сопли. Родителям было на них наплевать. Потом пришла соседка, и вскоре нарисовался какой-то тип, весь покрытый татуировками. Мы с Климом еле-еле отбились. – За москвичей! – орала толстуха. На столе появилась еще одна бутылка с чем-то мутным. |