Книга Стать смыслом его жизни, страница 63 – Ирина Грин

— Я не специалист в этом вопросе, надо все хорошо обдумать. Может, поговоришь с отцом, а Катя — с его бухгалтершей?

— Поговорю, поговорю. И Катя поговорит. Да все так живут! Отец наверняка тоже так делает. Правда, у него магазины — нала и так валом, а мы должны за каждую копейку отчитываться. Мы бы народу премию хорошую дали к Новому году и себя не обделили. Я хочу к свадьбе квартиру поменять, ты же не забыл, что у меня в апреле свадьба? Вот только теперь не знаю — с Катей или с Верой.

— Саш, я пока не готов к такому разговору. Давай отложим его. У меня на сегодня по плану доделать кое-что. А вечером в Интернете покопаюсь, подумаю.

— Думай, только недолго, в конце концов, ты ничего не теряешь. В случае чего нас с Катькой посадят за уклонение от уплаты налогов, а ты останешься чистеньким. Ладно, я — к заказчику.

Никита кивнул — Донской в последнее время самоустранился от работы непосредственно над проектом и почти все время проводил неизвестно где. С одной стороны, это увеличивало нагрузку на членов творческой бригады, с другой — присутствие шефа вносило определенную нервозность в мирную атмосферу, царящую в офисе. Поэтому Никита не возражал против отлучек друга.

Впрочем, друга ли? Сегодня он впервые в этом усомнился.

С трудом дождавшись конца занятий, Катя позвонила сестре. Очень хотелось узнать, понравился ли ей Донской. Однако Вера отвечала уклончиво — очевидно, была занята, и сестры договорились встретиться в субботу дома и спокойно все обсудить.

По тому, как мирно чирикали между собой Маша и Паша, Катя поняла, что Донского в офисе нет.

Когда компания пила традиционный кофе с принесенными Катей булочками, из директорского кабинета вышел Никита.

— Кать, можно тебя на минутку? Дело есть.

— А кофе не будешь?

— Чуть позже. Скажи, что ты знаешь об обналичивании? — спросил он.

— Ничего.

— Плохо.

— Могу спросить у Элеоноры, она все знает.

— Ага, спроси, потом расскажешь.

— Обязательно, а что насчет кофе?

— Сейчас некогда, доделаю немного, потом…

— Потом не будет! Ты же знаешь, в большой семье клювом не щелкают. Давай я тебе сюда принесу.

— Лучше ты булочку в стол спрячь для меня.

— Точно?

— Абсолютно, — Никита грустно улыбнулся. — Ты сестричке звонила?

— Да.

— Ну и как там она?

— Нормально. Работает.

— Увидишь, передавай привет!

— Обязательно.

Катя видела, что Никита чем-то огорчен, но не стала спрашивать — отношения между ними не были особо доверительными. Очевидно, его состояние как-то связано с вопросом обналичивания. Поэтому Катя решила, не откладывая в долгий ящик, связаться с Элеонорой и выяснить все по интересующему Никиту вопросу.

Однако та по телефону разговаривать отказалась, и Кате пришлось ехать к ней в офис. Кате нравилась Элеонора Андреевна. Спокойная, сдержанная, она, казалось, всегда была в хорошем настроении. Девушка старалась во всем походить на Элеонору — от строгого костюма с белой блузкой до интонаций в голосе.

По дороге Катя позвонила Саше и сказала, что едет в «Дон» проконсультироваться по бухгалтерским вопросам. Он пообещал заехать за ней, чтобы потом вместе отправиться домой.

— Ну, рассказывай, что стряслось, — приветствовала Катю бухгалтерша, когда та переступила порог довольно просторного кабинета, заставленного кадками с экзотическими растениями.

Катя начала пересказывать разговор с Богдановым. В это время дверь открылась, и в кабинет главбуха вошел Дмитрий Донской собственной персоной. В довольно просторном помещении сразу стало тесно.

— Катюша, приветствую! — сказал Донской. — Какие проблемы?

— Да вот, Дмитрий Александрович, «Ника» интересуется вопросами конвертации, — ответила за Катю Элеонора.

— Это еще зачем?

Катя пожала плечами.

— Пошли ко мне в кабинет, расскажешь, — Донской развернулся и вышел, женщины последовали за ним.

В кабинете Донского-отца Катя была впервые. Здесь все было под стать хозяину — огромным и массивным: стол в форме буквы Т, с которым соседствовало кожаное кресло с золотыми заклепками, больше смахивающее на трон, письменный прибор с золотыми сфинксами и золотыми же ручками в виде гусиных перьев. Стену украшал портрет хозяина кабинета. Донской был изображен в виде былинного богатыря, с грозным видом взирающего на посетителей. «Кто к нам с чем зачем, от того и того», — вещало изображение.

«С такой картинкой можно не тратиться на службу безопасности», — подумала Катя, опускаясь на стул за длинной перекладиной буквы «Т». Элеонора устроилась в кресле в углу — очевидно, это было ее любимое место в кабинете шефа. Хозяин не стал занимать трон, а демократично расположился напротив Кати.

— Ну, что у вас там? — спросил он после того, как секретарша, очевидно, сестра куклы Барби, принесла поднос с кофе.

Катя в очередной раз пересказала разговор с Никитой.

— Ты молодец, что решила посоветоваться с Элеонорой Андреевной, просто мудро с твоей стороны! Это дело очень скользкое, можно таких шишек набить! Я знаю несколько отработанных схем, не скажу, чтобы очень надежных, но ребята проверенные, не кинут. Хотя не понимаю, зачем Александру это понадобилось.

В приемной раздался шум, дверь распахнулась, и в кабинет вошел Александр Донской собственной персоной. Очевидно, он услышал последние слова отца, потому что с порога заявил:

— Я тоже не понимаю, с какой стати вы обсуждаете мои действия за моей спиной.

— Мы вовсе не обсуждаем, Катя зашла к Элеоноре Андреевне, а я совершенно случайно проходил мимо и пригласил их в свой кабинет — мне здесь удобнее разговаривать, — спокойно возразил Донской-отец.

— О чем? О чем ты можешь разговаривать с моим бухгалтером? Ты должен общаться только со мной!

— Да ничего я тебе не должен! — взревел Дмитрий.

— Пойдем, Катюша, — Элеонора взяла Катю за руку, — мужчины сами обо всем договорятся, а я тебе все расскажу.

Катя вышла из комнаты, чувствуя, что за спиной отец с сыном вот-вот сойдутся в рукопашной. Приемную они с Элеонорой покинули под громовые раскаты ругани, слегка приглушенные закрытой дверью. Боготворившая отца Катя, конечно, знала, что между родителями и детьми случаются стычки, но не представляла, что они могут быть такими яростными. Она чувствовала себя виноватой в произошедшем и с трудом сдерживала слезы.

— Что ты, девочка, испугалась? — спросила ее Элеонора, когда они вернулись в уютную комнату главбуха. — Привыкай. Покричат и успокоятся. Шеф всегда прав — знаешь такую поговорку? Пусть лучше кричит, чем молчит. Покричал, высказал все и успокоился, а когда молчит — поди догадайся, что у него на уме.