Книга Морской ангел, страница 29 – Валерий Ковалев

– Да, намолотили их и тут, – прикрывая ладонями огонек от ветра, закурил сигарету Петька. – Прямо душа радуется.

– У меня тоже, – переключил рычаг скоростей Дим, объезжая очередную воронку.

Километрах в десяти от города, на развилке их обстреляли. Из примыкающего почти вплотную к дороге леска грянула пулеметная очередь, старшина вывернул руль (раздался визг тормозов), и автомобиль влетел в кювет, где едва не перевернулся.

– Из машины! – вывалился наружу с автоматом Дим, а Петька мелькнул тенью по другую сторону.

Когда, изготовившись к бою, они выглянули из кювета, к машине бежали трое со шмайсерами и в черной униформе.

Навстречу им из руки Морозова вылетела «фенька» ^[63], и в следующий момент грохнул взрыв, куда Дим всадил несколько коротких очередей.

Вслед за этим наступила тишина, на земле, остывая, дымились гильзы, а потом в леске чуть качнулись ветви.

– Прикрой! – заорал Петька, и под треск автомата старшины метнулся на ту сторону.

Еще через несколько минут все было кончено.

Вернувшийся Морозов сообщил, что пристрелил раненого пулеметчика, после чего они с Димом осмотрели подплывающие кровью трупы.

– Ты смотри, совсем пацаны, лет по шестнадцати, – удивился Дим, наклонившись над последним и вытаскивая у него из нагрудного кармана серый «зольдбух».

– Отто Крамер – прочел в нем. – Дивизия СС «Гитлерюгенд».

– Фашистские выкормыши, – нахмурился Петро. – Типа наших пионеров.

После этого Дим завел мотор, и машина с ревом выбралась на дорогу.

– А кузов он нам, гад, попортил, – похлопал по багажнику со строчкой пулевых отверстий Морозов, вслед за чем хлопнула дверца, и они завершили остаток пути. Теперь уже без приключений.

Разрушений в Кечкемете было намного меньше, как и людей, и друзья быстро проскочили в центр, где расспросили стоящую на перекрестке девушку-регулировщицу о госпитале.

– Два километра направо, – махнула она в сторону флажком. – А там кирпичный дом с башнями.

– Спасибо, красавица, – подмигнул ей Петька. – Давай Дим, трогай!

Здание оказалось чем-то вроде небольшого средневекового замка, с часами под стрельчатой крышей и двумя угловыми башенками. Подкатили к входу, у которого стояла пара крытых грузовиков и медицинский фургон, в который два пожилых санитара в халатах загружали носилки. Заглушив мотор и прихватив с собой вещмешок (бочонок решили пока оставить), разведчики вышли из машины и направились к санитарам.

– Бог в помощь, отцы, – поприветствовал их Дим. – Можно маленькую справку?

– И тебе не хворать, – обернулся один. – Отчего же? Можно.

– Здесь у нас приятель, Георгий Дорофеев. Несколько дней назад доставили из Будапешта.

– Тут много кого, сынок, – вздохнул санитар. – Разве всех упомнишь?

– Ростом повыше него, – кивнул Петька на рослого Дима. – И плечи – во! – Изобразил ширину руками.

– А ведь точно, был такой моряк, – вмешался второй. – Мы его с Кузьмой и двумя легкоранеными еле наверх подняли.

– Это точно, Жора! – обрадовались друзья. – Сейчас таких раз-два и обчелся. Штучная работа.

– Тогда двигайте прямо к начальнику госпиталя, – переглянулись старики. – У майора все списки.

Поблагодарив их и презентовав пачку сигарет, Дим с Петром бодро зашагали к входу.

Внутри на них пахнуло знакомыми запахами лекарств и карболки ^[64], а пробегавшая по коридору медсестра с кипой бинтов, подсказала, где найти начальника.

Поднявшись по широкому маршу лестницы на второй этаж, в коридор которого выходили несколько дверей, а в оконной нише дымили двое парней в халатах и с костылями, моряки прошли в его конец, и Петька постучал костяшками пальцев в торцевую, с фанерной табличкой «Начальник госпиталя».

– Да-да, войдите, – глухо донеслось изнутри, и Дим потянул на себя медную скобу ручки.

Перед ними был небольшой кабинет, с засохшим фикусом и шторами на окнах, за столом которого сидел однорукий майор медслужбы с орденом Боевого красного Знамени на кителе и заполнял гору каких-то формуляров.

– Слушаю вас, – поднял он голову от бумаг. – Присаживайтесь.

Разведчики сели на два стоящих напротив стула и изложили суть вопроса.

– Так, – потянул к себе лежавший в стороне толстенный фолиант начальник и принялся листать страницы.

– Был такой, Дорофеев Георгий Иванович тысяча девятьсот двадцать первого года рождения, проникающее осколочное ранение в спину, – прочел запись. – Вчера отправлен во фронтовой госпиталь.

– Что, совсем плохо? – напряглись моряки, привставая.

– А вот этого сказать не могу, – закрыл фолиант майор. – Можете справиться у его лечащего врача Решетовой Марии Петровы. Она должна быть в процедурной.

– Спасибо, товарищ, майор. Разрешите идти?

– Идите.

– Ты видел, чего он заполнял? – оказавшись снаружи, тихо спросил Петька.

– Видел, – пробурчал Дим. – Справки о смерти.

Против ожидания, Решетова оказалась совсем молодой женщиной с грустными глазами, которая внимательно выслушав посетителей, сразу же их успокоила.

– Ранение тяжелое, но организм у вашего друга богатырский. Я думаю, что он поправится.

– Только почему во фронтовом, а не здесь? – осторожно поинтересовался Дим.

– У них есть специальное отделение по профилю таких ранений, – чуть улыбнулась врач. – Все будет хорошо, поверьте.

Когда спустившись вниз, ребята шли по коридору назад, дверь одной из палат отворилась, и в ней возник коренастый крепыш с забинтованной головой и рукой на перевязи, под халатом которого синела тельняшка.

– Привет, браток, – сказал Дим. – Ты никак из флотских?

– Похоже на то, – баюкая руку, поморщился тот. – Командир бронекатера, мичман Северин.

– А мы из 83-ей бригады, – солидно сказал Петро. – Небось, слыхал про такую?

– Я десантников с нее высаживал на Чепель.

– И здорово тебя? – кивнул Дим на повязки.

– Да не особо, – опять поморщился мичман. – Вот только рука мозжит, мочи нету. Нерв пулей задело.

– Ну, тогда держи, – сняв с плеча Морозова «сидор», поставил его перед раненым Дим. Это тебе с ребятами гостинец.

Когда они отъехали от госпиталя, Петька вспомнил про бочонок. Но возвращаться было недосуг, солнце клонилось к западу.

Испытывать судьбу моряки больше не стали и, выбравшись за город, пристроились в хвост следовавшей в сторону Будапешта какой-то части на «студебеккерах» ^[65], с прицепленными к ним орудиями.