Онлайн книга «Морской ангел»
|
Прислушался – тишина, чуть провернул торчащую на стене в цоколе лампу (площадка погрузилась в полумрак) и постучал в дверь. Через пару минут за ней послышались шаги, а потом голос: – Чего надо? – Вам срочная телеграмма, – прошамкал Дим. И по-стариковски закашлялся. Изнутри щелкнул замок, наружу высунулась голова, и тут же хрустнули позвонки – старшина свернул ее набок. Уцепив жертву подмышки, он шагнул внутрь, тихо прикрыл за собой дверь и опустил тело на пол. Потом скользнул из прихожей в комнату, через окна которой струился лунный свет и осмотрелся. В полумраке у стены белела разобранная кровать, в центре стоял круглый стол в окружении стульев, по углам высились шкаф с зеркалом и буфет на вычурных ножках. На его полках и в ящиках ничего ценного не обнаружилось, а вот в шкафу оказался целый гардероб, судя по всему ворованный. Здесь висели шубка из песца и норковое манто, кожаный мужской плащ, а также несколько добротных мужских и женских костюмов. Внизу стоял пустой фибровый чемодан, куда Дим определил то, что вместилось. Вслед за этим налетчик протер взятым здесь же платком все, за что брался, и ретировался из квартиры. Рассвет он встретил в своей хибаре. Спустя несколько дней, загнав экспроприированное барыгам, Дим сидел в одной из рыночных забегаловок, пил пиво с сушками и размышлял о жизни. Он понимал, что понемногу становится бандитом, но выхода не находил. «Может свалить за бугор? – думал он. – В Румынию или Болгарию. Но там все чужое». Или сдаться властям? Этого не позволяли гордость и обиженное самолюбие. – Да, куда ни кинь, всюду клин, – бормотнул старшина и хрустнул в руке сушкой. Затем допил пиво, сунул оборванному пацану, бродившему меж посетителей, мятый червонец и вышел наружу. Приморский рынок жил своей жизнью. Вокруг бурлила разноголосая толпа, продавцы зазывали покупателей, где-то в порту гудел пароход, сверху лились потоки солнца. Полюбовавшись работой грузчиков, артистически перебрасывавших неподалеку гору полосатых арбузов и золотистых канталуп, Дим, паруся широченными клешами, неспешно двинулся к выходу с базара. Его глаза привычно выхватывали из толпы спекулянтов и карманников, цветастых цыганок-гадалок и наперсточников, делавших свой «гешефт» [139], как говорили местные евреи. Внезапно сбоку мелькнуло чем-то знакомое лицо, старшина остановился. Метрах в трех от него среди снующего люда виднелась в ряду таких же дощатая будка, в которой работал сапожник. – Не может быть, – прошептал Дим, и сердце учащенно забилось. В просторном окошке, щуря узкие глаза и сжав губы, набивал подковку на сапог младший лейтенант Пак – его инструктор по парашютному батальону. Словно чувствуя посторонний взгляд, мастер поднял голову, и его глаза округлились. – Лейтенант! – рассекая плечом народ, бросился к будке старшина, и в следующее мгновение они тискали друг друга в объятиях. – Димка, черт! – смахнул набежавшую слезу Пак. – Откуда? Каким ветром? – Я, Сергей, – проглотил застрявший ком в горле бывший курсант. – Попутным. – Так, мужик, на твои хромачи, – протянул сапоги заказчику лейтенант. – Сейчас закроюсь, и пойдем ко мне, – улыбнулся Диму. Потом он исчез в полумраке будки, далее скрипнула дверь, и Пак появился перед Димом на тележке. У него не было обеих ног. По колено. – Как же это? – прошептал Дим, глядя сверху вниз. – А? Сережа. – Так получилось, – нахмурился инвалид. – Могло быть хуже. Далее, под его руководством, Дим опустил верхний щит и запер его на замок, а чуть позже шел рядом с гремящей по булыжникам тележкой. Сергей дымил зажатой в губах цигаркой и отталкивался от них двумя зажатыми в кулаках утюжками. По дороге Дим заскочил в коммерческий магазин, где купил водки, колбасы и сыра, а потом они последовали дальше. Домик Пака прятался в небольшом саду, на одной из припортовых улиц, мощеный плитняком двор сверху был затенен шпалерой винограда, а у веранды стояли накрытый клеенкой стол и две лавки. – Зина! – громко крикнул Сергей, когда Дим затворил за ними дощатую калитку. Из-за дома тут же выкатил лохматый щенок, а за ним из глубины сада показалась женщина с корзиной груш, худенькая и глазастая. – Вот, встретил однополчанина! – радостно сказал Пак. – Вместе воевали в Крыму, в парашютном батальоне. – Зинаида, – протянула руку женщина, подойдя ближе. – Дмитрий, – осторожно пожал ее гость. – Ваш муж был одним из моих командиров. – Ясно, по-доброму улыбнулась хозяйка. – Так чего стоим? Такое событие надо отметить. – Гаф-ф! – заюлили у ее ног щенок, и все весело рассмеялись. Несколько позже они сидели за празднично накрытым столом, где кроме того, что купил Дим, искрился графин красного домашнего вина, золотилась жареная камбала и исходил паром молодой вареный картофель. Здесь же стояла ваза бергамот [140], изумрудно сиял арбуз и блестел коричневой коркой хлеб, нарезанный крупными ломтями. Как когда-то с Петей Морозовым, первый тост подняли за встречу, а вторым помянули друзей, не вернувшихся с фронта. Затем Сергей рассказал, что потерял ноги на подступах к Берлину, а в госпитале, где лежал, познакомился с Зинаидой. – Лейтенант Круглова была моим лечащим врачом, – положил свою руку на руку жены. – Потом мы расписались и приехали сюда, на ее родину. Теперь Зина работает в больнице, а я чиню обувь. Спустя час, извинившись, хозяйка покинула друзей (нужно было идти на ночное дежурство), а они остались за столом и продолжили беседу. Сквозь листья винограда над головой дрожали солнечные блики, дневной зной спадал, откуда-то доносило звуки довоенного танго. В парке Чаир распускаются розы, В парке Чаир расцветает миндаль. Снятся твои золотистые косы, Снится весёлая, звонкая даль… – медово пел тоскующий голос, и оба задумались. – Ну, а ты как живешь? – спросил Пак, когда мелодия растворилась в воздухе, и в очередной раз наполнил рюмки. – Не особо, – вздохнул Дим, беря свою. – Давай, лейтенант, выпьем. Они выпили, не чокаясь, после чего Пак закурил, а гость нахмурился. – Я в бегах, – сказал, глядя в глаза хозяину. И рассказал тому все. Без утайки. – Да-а, дела, – протянул Сергей, когда Дим закончил. – Что думаешь делать дальше? – По правде говоря, еще не решил, – скрипнул лавкой старшина. – Но с повинной не пойду. Это точно. |