Книга Профессия: ведьма, страница 66 – Ольга Громыко

– Что ж ты мне сразу не сказал? Я бы его проводила. Представляешь, возвращаемся мы в Школу – а он в холле с Учителем беседует. Я так и остолбенела! А Учитель нас заметил, нахмурился и рукой на лестницу махнул – мол, проходите поскорей. Важек еще сказал – небось, шпион эльфийский.

– И повторю, – настаивал Важек. – Ты обратила внимание? Компанейский, а о себе ни словечка не сказал, больше нас расспрашивал. Точно, шпион.

– Вечно тебе шпионы мерещатся, – отмахнулся Темар. – Нормальный мужик, веселый, приехал издалека, в стрельбищах хочет поучаствовать, вот и интересуется, что здесь да как. Пригласил тебя человек составить компанию за столом, а ты уже вообразил неизвестно что.

– А вы идете на стрельбища? – спросила я.

Но друзья, утомленные бурной ночью, дружно закрутили носами.

– Вы как хотите, а я спать пойду, – сладко потянулась Велька. – Ну их, эти стрельбища. Что я там не видела?

– Вечерком подойдем, – поддержал ее Темар. – Когда вечерние гульбища начнутся.

– Ладно, тогда и встретимся, – не возражала я.

* * *

В конюшне царило непривычное оживление. Лошади, обычно сонные спозаранку, метались в стойлах, взрывая копытами солому и возбужденно переговариваясь тонким ржанием. Застоялись, что ли? Ухоженные, бойкие лошадки требовали ежедневного выгула. А вчера хозяева вряд ли уделили им достаточно внимания.

Я вытащила из тайника в соломе Ромашкино седло – то самое, догевское, из дорогой кожи с посеребренными пряжками и заклепками, сработанное специально для меня. Прочие адепты, вынужденные пользоваться жесткими казенными дешевками, завидовали мне черной завистью. Положив седло у двери стойла, я уже собиралась отбросить щеколду, когда меня осторожно тронули за локоть. Я обернулась и увидела штатного конюха, парнишку лет восемнадцати, интеллектом не уступавшего дубовой колоде.

– Это… Ромашку берешь? – запинаясь, спросил он.

– Ну беру. Тебе-то что?

– Да мне-то ничаво… – промямлил конюх, теребя подол длинной рубахи. – Поглядеть охота…

– Что, лошади никогда не видел? – хмыкнула я.

– Не-а… такой не видел, – конюх придвинулся поближе, – а сама-то не боисся?

– Кого, лошади?!

– Эге…

– Да ты в своем уме, парень? – с этими словами я распахнула дверь Ромашкиного стойла… и нос к носу столкнулась с огромным черным жеребцом, до такой степени сливавшимся с полумраком конюшни, что, казалось, горящие глаза да злобно выщеренные зубы сами по себе парят в воздухе.

– Это еще что такое?! – возопила я. Жеребец рванулся с места и, раскидав нас с конюхом в разные стороны, стрелой вылетел в распахнутую дверь конюшни. Ромашка, стоявшая в углу, скромно потупилась. – Ах ты, зараза! Какой идиот его сюда пустил?

– Да не пускал я его, ей-богу, не пускал! – залепетал конюх, втягивая голову в плечи. – Само влезло…

– Ага. Само. И откуда оно, такое, просочилось? – саркастически поинтересовалась я.

– Привел какой-то мужик. За полночь уже. Деньгу дал, серебрушку, – конюх боязливо прижал рукой карман. – Ну, что б я, значит, коня евойного покормил и вычистил.

– А какой он из себя?

– Ну как какой? Знатный жеребец. Только злюшшый, аки вомпер.

– Мужик, балда.

– А… – конюх сосредоточенно поскрипел извилинами, сопровождая мыслительный процесс почесыванием макушки. – Ничаво мужик. Холеный, платье на ем чистое. Волосы до плеч, как у бабы.

– Блондин?

– Чаво?

– Белые, спрашиваю, волосы?

– Аки солома летошняя.

– Ну, Лён… – процедила я сквозь зубы. – И куда ты его определил?

– Никуда, – оторопел паренек. – Он животину распряг и смылся.

– Да не мужика, коня!

– А… Ну, я его, значит, почистить хотел, токо он не дался, зубы выщерил, насилу я его в стойло загнал. Вон в то, слева от твоей кобылки. А утром прихожу – сидит, гад, у ней, как будто так и надобно. Женихуется.

Я заглянула сквозь щель в закрытое стойло. Все чин-чином, свежая соломка, подогнанные доски, перегородка в четыре аршина и столько же от нее до потолка.

– Кусачий, стервь! – ругался конюх. – Вечор таз отобрал. Вцепился зубами, ровно пес, гриву взъерошил, копытом гребет, ну, я и испужался, выскочил – еще грызянет, неровен час, холера эдакая.

«Холера» конфисковала у конюха тазик с хлебными корками, щедрый дар Школьной столовой. Часть слопала, часть втоптала в навоз. Значит, конюх не ошибся дверью, вчера конь безобразничал в одиночном загоне.

Ромашка положила голову мне на плечо и томно, умиротворенно вздохнула.

– Оседлай ее, – приказала я пареньку, похлопала лошадь по шее и отправилась на поиски черного шкодника.

А тот и не собирался убегать, бесстрашно подпустив меня на расстояние вытянутой руки. Калитка скотного двора была распахнута настежь, но жеребец замер возле нее, будто вкопанный, нагнув голову и зыркая исподлобья, как загнанный в угол бродячий кобель. Коротко остриженная грива топорщилась платяной щеткой.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Не знаю, произвела ли я впечатление на коня, но мне его мрачный взгляд определенно не понравился. Глаза у жеребца были черные, глубоко посаженные, время от времени фосфоресцирующие зеленым, и я с содроганием отметила, что их зрачки сужены вертикально, как у змеи.

Конь издал злобный рокочущий храп, больше похожий на приглушенное рычание.

Ласковое воркование «коник, хороший коник» застряло у меня в горле. Черного жеребца было очень трудно назвать коником, тем более хорошим. «Плохой песик» подходило ему куда больше. Рука, в которой я держала сладкую морковку, мелко задрожала. Только это меня и спасло – конь неожиданно сделал выпад вперед и клацнул зубами у самых моих пальцев.

Морковка даже не хрупнула. Выронив огрызок, я отскочила от коня, как ошпаренная, – мне примерещились четыре острых клыка среди двух рядов безупречно белых зубов.

– От то-то и оно, – глубокомысленно заключил конюх, наблюдавший за нами с безопасного расстояния. – Не иначе, сам мракобес к его мамке в гости заворачивал!

Тем временем конь углядел грядки с селекционной капустой, фыркнул, топнул копытом, развернулся и неспешно потрусил в их направлении.

– Потравит, собака… – испуганно всхлипнул конюх.

Но вороному не суждено было сорвать кампанию по уборке даров природы. Из-за угла конюшни появился Лён. Услышав мелодичный свист, конь прижал уши, словно нашкодившая собачонка и, подбежав к хозяину, ткнулся мордой ему в плечо.

– Ну, ну, не балуйся, – Лён почесал жеребца за ушами, заботливо вытянул репей из короткой гривы. – Что, Вольт, обижают тебя вредные адептки?

– Твой конь провел ночь в стойле у моей кобылы, – отчеканила я, скрещивая руки на груди в преддверии серьезного разговора. – Может, ты объяснишь мне, как он перебрался через перегородку?