Онлайн книга «Лабиринт Химеры»
|
Ледник находился в подвале сразу напротив двери в мертвецкую. Вниз вело несколько каменных ступенек. Шадрин открыл крепкую деревянную дверь с некоторым усилием. Из черного проема пахнуло мертвенным холодом. У Сыровяткина по спине пробежали мурашки. — Вы со мной или здесь обождете? — спросил Ванзаров. Полицмейстер предпочел побыть на солнышке. За последние дни он насмотрелся достаточно. Шадрин зажег масляный фонарь и держал его высоко над головой. Ванзаров сбежал по ступенькам и, нагнувшись, зашел в чрево ледника. Сыровяткина невольно передернуло: все-таки у чиновника сыска нервы стальные. Ничего не боится. Завидное качество. Подобной крепости в себе полицмейстер не ощущал. Ванзаров появился довольно скоро, по лицу его нельзя было понять: удалось ли ему найти там хладный труп Юнгера или нет, радует это сыщика или огорчает? Вот и настал момент пойти с козыря. Стараясь не показать виду, Сыровяткин сказал, что пропаже Юнгера может быть самое простое объяснение. — Ушел пешком в Гатчину или Царское Село? Козырь оказался бит, не успев лечь на стол. Сыровяткин в смущении крякнул. — Но ведь это же очевидно… — Очевидно, но невозможно, Константин Семенович… — Но почему? — По причине психологики… — Простите, Родион Георгиевич, я искренно не понимаю. — Хорошо, я объясню вам, — было заметно, что Ванзаров сдерживает нетерпение. — До ближайшего поезда сколько? — Больше получаса… Санитар запер дверь мертвецкой и поднялся наверх. В руках, измазанных йодом, он вертел связку ключей. — Господа, я могу быть чем-то полезен вам? — спросил он. — Аполлон Григорьевич сделал все, что хотел? — в ответ спросил Ванзаров. — О, это великий человек! Наблюдать за его работой истинное наслаждение… — Шадрин даже зажмурился. — Сразу видно мастерство и школу. — Но вы ему помогали? — Ассистировал, как мог. Такая честь для меня. Но эта бедняжка, новая жертва, какой ужас, что с ней сделали: ударить девушку багром! Какая жестокость… — А то, что ее нарезали на клочки, вас не сильно беспокоит? Шадрин пытался что-то ответить, но запнулся. — Я хотел сказать, что это вообще все ужасно, — кое-как выдавил он. — Вам она знакома? — Да, это дочка учителя Гейнца, такая славная барышня… — Имели на нее виды? Санитар совершенно смутился. — Что вы… Разве я могу… Ее отец никогда бы… — По-моему, вы ничуть не хуже прочих. Все хотел спросить: а что находится через перегородку от мертвецкой? Судя по проему стены, что-то складское? — Именно так, — кивнул Шадрин. — Провизорский склад больницы. В мертвецкой лед держим брусками, вы видели, перегородка тонкая, в провизорской тоже холодно. Так бруски льда экономим до зимы. — Где вы учились, господин Шадрин? Вопрос привел санитара в некоторое смущение. — Нигде. Так что все более своими силами… — Как в больнице оказались? — Спасибо доктору Затонскому, взял. Мечтаю выучиться на лекарского помощника… Или хоть фельдшера. — Благодарю, более не задерживаю, — сказал Ванзаров, как всегда неожиданно. Он подождал, пока Шадрин отойдет подальше своей неторопливой шаркающей походкой. — Что вы о нем знаете? Сыровяткин даже не понял, о ком его спрашивают. — О господине Шадрине. — Об этом? — у полицмейстера послышалось презрение. — А что о нем знать? Санитар, обслуга, живет при больнице… — Местный или приезжий? — Вот уж не помню таких мелочей, — ответил Сыровяткин. — Для чего он вам сдался? — Константин Семенович, вам не кажется, что для санитара у него слишком правильно поставлена речь? Полицмейстер не нашелся, что ответить на такой странный вопрос. — А вот давайте у доктора спросим! — и он окликнул Затонского, который так не вовремя вышел из больницы. Доктор подошел так, как идут на эшафот. — Что вам угодно? — спросил он. Ванзаров не позволил себя опередить. — Когда взяли санитара Шадрина к себе в больницу? — Чуть больше года назад. — А если точнее: два года назад. Когда сами устроились? Затонский принял свой обычный непроницаемый вид. — И что с того? — Попробую угадать. Шадрин не местный, вы привезли его из Петербурга, личного помощника, так сказать. Доктор промолчал. Молчание его было выразительней слов. — Как видно, тоже служил в Мариинской больнице? — спросил Ванзаров. Вот теперь Затонский позволил себе улыбку. — Ваша прозорливость, господин полицейский, на этот раз дала маху. Шадрин был пациентом Пряжки [7], его выписали, деваться ему было некуда. Я уезжал из столицы, он остался бы без присмотра. Вынужден был приютить беднягу. Дал работу. Он неплохо справляется. Мирный и добрый. Слушает и запоминает… — Ваш родственник? — Двоюродный племянник… — Благодарю вас, — сказал Ванзаров. — Родственников надо беречь. Мало ли, пригодятся. Затонский повернулся и пошел к больничному корпусу. — Что же вы, господин полицмейстер, не следите: у вас тут два года человек без паспортного стола проживает, а вы ничего не знаете. — Да уж… — только и мог сказать Сыровяткин. Опять привычная и такая устроенная картина его жизни дала трещину. Опять этот коварный ум открыл в обычном нечто неожиданное. — Я обещал объяснить вам, почему пропажа Юнгера так беспокоит меня, — напомнил Ванзаров. — Ой, как любезно с вашей стороны… — Тогда проводите меня до вокзала. Они пошли неторопливо. — Все предельно просто. Если знать характер и манеру поведения доктора Юнгера, вы бы согласились: он не будет просто так гулять по городу, заглядывать в больницу или в гости. А тем более ходить пешком до Царского. У него каждая минута на вес золота. В буквальном смысле — пациенты платят. Если он приехал, чтобы найти меня, значит, сведения крайне важные. Я бы сказал, опасные. С такими сведениями человеку не до прогулок и развлечений, ему их хочется скорее передать. — Но как же, на кладбище он ведь пошел? — возразил Сыровяткин. — Именно потому, что сведения были связаны с Горжевским. Вероятно, он хотел посетить могилу не только для того, чтобы положить цветы. |