Книга Третье Правило Волшебника, или Защитники Паствы, страница 71 – Терри Гудкайнд

Сестра Дульчи недоуменно развела руками:

— Но наше золото дает им возможность прокормить себя и ребенка!

— Наше золото дает женщинам Танимуры возможность просто-напросто не работать! — Верна махнула рукой, указывая на город. — Мы унижаем людей нашим золотом! Наше дело — учить волшебников, а не разводить, как скот!

Сестра Дульчи побагровела.

— Неужели мы будем так бессердечны, что откажем им в небольшом количестве золота? Детей, наделенных даром, рождается все меньше, и их все труднее находить. Новые жизни важнее золота!

— Я читала отчеты. Едва ли это можно назвать «небольшим количеством золота». Но суть не в этом. Суть в том, что мы подрываем доверие к тому, чему сами же учим. Представь, что мы будем учить абсолютной правдивости, но при этом давать пенни за каждую ложь. Каким, по-твоему, будет результат?

Сестра Феба рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.

— Смею предположить, что вскорости мы обнищаем.

Голубые глаза сестры Дульчи превратились в ледышки.

— Не думала я, что вы так бессердечны, аббатиса, и способны обречь на голод новорожденных чад Создателя!

— Создатель дал их матерям грудь, чтобы вскармливать младенцев, а не для того, чтобы получать дармовое золото от Дворца.

Сестра Дульчи на мгновение потеряла дар речи.

— Но мужчины неспособны контролировать свои потребности!

Голос Верны стал угрожающе низким.

— Они неспособны их контролировать, если колдунья наложит чары. Никто из сестер не накладывал чар ни на одну женщину города. Следует ли мне напоминать тебе, что если кто-то себе это позволит, то ей повезет, если ее лишь выдворят из Дворца, а не вздернут на воротах?

Дульчи побелела как полотно.

— Я не то...

Верна задумчиво поглядела в потолок.

— Насколько я помню, в последний раз сестру Света изобличили в том, что она применила любовные чары... постойте... лет пятьдесят назад?

У сестры Дульчи забегали глаза.

— Это была послушница, аббатиса, а не сестра.

Верна посмотрела на нее в упор.

— И если память мне не изменяет, ты тогда тоже входила в состав суда. — Дульчи кивнула. — И голосовала за повешение. Эта девчушка провела во Дворце всего несколько лет, а ты голосовала за смертный приговор.

— Таков закон, аббатиса, — промямлила Дульчи, не поднимая глаз.

— Самое суровое из наказаний, предусмотренных за этот проступок.

— Другие проголосовали так же, как я.

Верна кивнула:

— Да, половина. Голоса разделились поровну, и аббатиса Аннелина приняла окончательное решение, проголосовав за изгнание.

Сестра Дульчи подняла голову.

— И я до сих пор считаю, что аббатиса была неправа. Вальдора поклялась в вечной мести. Поклялась уничтожить Дворец Пророков. Плюнула аббатисе в лицо и поклялась в один прекрасный день убить ее.

Верна изогнула бровь.

— Мне всегда хотелось знать, почему тебя тогда назначили членом суда, Дульчи.

Сестра Дульчи судорожно сглотнула.

— Потому что я учила ее.

— Вот как? — Верна прищелкнула языком. — И где же, по-твоему, девушка научилась приворотному заклинанию?

В лицо сестры Дульчи бросилась краска.

— Нам так и не удалось выяснить это точно. Вероятно, у своей матери. Матери частенько учат дочерей таким вещам.

— Да, я слышала, но мне трудно судить. Моя мать не владела даром, я получила его через поколение, от бабушки. Но твоя мать, если я правильно помню, даром обладала...

— Обладала. — Сестра Дульчи поцеловала кольцо на пальце: жест, который сестры делают часто, но почти никогда — на людях. — Уже поздно, аббатиса. Нам не хотелось бы отнимать у вас время.

— Что ж, тогда спокойной ночи, — любезно улыбнулась Верна.

Сестра Дульчи чопорно ей поклонилась.

— Как вы велели, аббатиса, завтра я приведу к вам эту девушку и молодого волшебника — после того, как посоветуюсь с сестрой Леомой.

— Вот как? — приподняла бровь Верна. — Теперь сестра Леома выше рангом, чем аббатиса, да?

— Конечно, нет, аббатиса, — вспыхнула сестра Дульчи. — Просто сестра Леома просила, чтобы я... Я просто подумала, что вы захотите, чтобы ваша советница знала о вашем решении... Чтобы оно не застало ее... врасплох.

— Сестра Леома — моя советница, сестра, и я сама сообщу ей о принимаемых мною решениях — если сочту нужным.

Феба поворачивала свое круглое личико от Верны к Дульчи и обратно, ловя каждую реплику, но помалкивала.

— Я сделаю все, как вы желаете, аббатиса, — сказала Дульчи. — Пожалуйста, простите мое... излишнее рвение... Я только хотела помочь.

Верна пожала плечами, едва не уронив при этом кипу бумаг, которую держала под мышкой.

— Разумеется, сестра. Спокойной ночи.

Приемная опустела. Бормоча себе под нос ругательства, Верна вернулась в кабинет и шмякнула бумаги на стол рядом с теми, которые еще не успела просмотреть. Милли яростно скребла грязь в дальнем углу, где ее никто не заметил бы в ближайшую сотню лет.

В тишине, нарушаемой лишь шорохом тряпки и бормотанием уборщицы, Верна подошла к книжной полке и пробежала пальцем по древним кожаным переплетам.

— Как поживают твои старые кости, Милли?

— Ох, лучше не спрашивайте, аббатиса, а то опять начнете терзать меня, пытаясь излечить то, что не лечится. Годы, знаете ли. — Милли подвинула коленом ведро и перешла к следующему участку ковра. — Все мы стареем. Должно быть, сам Создатель позаботился, чтобы нельзя было излечить человека от старости. Впрочем, здесь, во Дворце, время, что ни говори, бежит куда медленнее. — Высунув от усердия кончик языка, она старательно терла ковер. — Да, Создатель милостиво даровал мне больше лет жизни, чем я надеялась.

Эта маленькая хрупкая женщина никогда не сидела в праздности. Даже за разговором она не переставала возить тряпкой, или оттирать пальцем пятно, или отковыривать ногтем кусочек налипшей грязи, которого никто, кроме нее, не видел.

Верна достала наугад первый попавшийся фолиант и раскрыла.

— Что ж, я знаю, что аббатиса Аннелина была рада видеть тебя рядом на протяжении всех этих лет.

— О да, много лет, много. Да-да, много лет.

— Как я недавно открыла, у аббатисы мало возможности завести друзей. Как хорошо, что у нее была ты. Не сомневаюсь, мне будет не менее приятно, что ты всегда рядом.

Милли негромко обругала упрямое пятно, никак не желавшее оттираться.

— Да-да, мы с ней частенько беседовали по ночам. Сударыня Энн была такая чудесная! Мудрая и добрая. Готова была выслушать любого, даже старую Милли.