Онлайн книга «Пуговицы»
|
Здесь, признаюсь, как последний сопляк, я позволял себе раскиснуть и потужить по юности — убийственной и коварной, что ходит по краю лезвия и срыгивает кровью. И достаточно хорошо знает, что такое черное и белое. …Вставляя ключ в замочную скважину, я взглянул на взволнованное лицо Елизаветы. Она стояла, как девочка, которую впервые ведут знакомить с родителями. Уперлась в грязную стену, крепко зажав в двух кулачках свой клетчатый чемоданчик. Теперь она полностью зависела от меня. И эта зависимость, вероятно, не давала ей покоя. На мгновение передо мной встала давняя картина, которую я пытался никогда не вспоминать: она на первом сиденье такси. Тугой пучок волос, длинная шея с впадинкой посередине и тусклый блеск бриллиантовых сережек, высокомерный равнодушный взгляд: «Имейте в виду — у меня мало времени!» Я успокаивающе улыбнулся ей: — Не пугайся — я здесь давно не убирал… И открыл дверь. На нас пахнуло пылью и застоявшимся воздухом непроветренной квартиры. Сквозь щели в шторах на пол падали и дымились тяжелые от пыли солнечные лучи. Я испугался, что ей здесь не понравится, и потому сразу взялся за уборку. Она бросилась помогать мне. Как два бойца на фронте, мы яро начали отскребать с пола, подоконников и столов «мох веков», бросая друг другу короткие реплики, как хирурги на операции: — Тряпки! — Веник! — Ведро! — Это можно выбросить? — Можно! — А это? — Конечно! — Окна не открываются! Дай отвертку! — Не лезь! Я сам! — Это — ты, на той фотографии? — Да, дай вытру! — Сама! Лучше вынеси мусор… Когда все засверкало, мы застыли. Время замедлилось и остановилось. Она устало опустилась на краешек стула. Я подумал: что дальше? И снова засуетился. Открыл шкафы, извлек некоторые вещи — халат, тапочки, белье, — подключил телефон, радио, проверил, работает ли телевизор. Повел в ванную, показал, как включать воду, в кухне — где стоят чашки и кастрюли. И с ужасом понял, что холодильник давно отключен и в доме нет ничего, кроме старой пачки чая. Вот так гостеприимство! — Я мигом! Выскочил в ближайший супермаркет. Нахватал там всего, что попало в руки. Вышел с пакетом и опустился на скамью. Хотел дать ей время помыться и переодеться. Но на самом деле почувствовал, как на меня накатило что-то похожее на «дежавю»: так я набирал продукты в тот день, который перевернул всю нашу жизнь. Черт побери! «Какая гадость…» Кажется, так она сказала тогда. Я решительно направился к подъезду. Умышленно позвонил в дверь, хотя с собой были ключи. Она открыла. Стояла на пороге, переодетая в халат, с мокрыми волосами, испуганно и устало смотрела на меня. Через порог я протянул ей пакет с едой. — Здесь на сегодня и на утро. Отдыхай. Спокойной ночи! Она взяла пакет, прижала к себе, кивнула. И я побежал вниз. Ждать лифт под ее взглядом у меня не было никакого желания. Покинул свою затонувшую лодку со странным ощущением, что отныне в ее заржавевшей середине неожиданно затикали часы, остановившиеся много лет назад. * * * На следующей неделе я категорично сообщил руководству факультета, что нашел себе замену, и написал заявление об увольнении. Это было воспринято так, как будто я публично обнажил ягодицы и сделал неприличный жест в присутствии уважаемой экзаменационной комиссии. Ректор застыл, не донеся чашку чая до рта. Но и придя в себя, он еще несколько минут держал ее в руке, когда я сообщил, что вместо себя предлагаю управлять курсом Елизавете Тенецкой. Теперь уже застыли все присутствующие на совещании. Затем заговорили вместе. — Какая Тенецкая?… — Та самая?… — Так она же… — Где ты ее выкопал? — Шутит? — Коней на переправе не меняют. Что мы скажем студентам? И так далее. Я подождал, пока схлынет первая волна, которая несла в себе множество разных оттенков, — удивление, любопытство, сомнение, ревность, отчаяние. Мне пришлось объяснить, что Елизавета Тенецкая вернулась в город после пятилетнего пребывания за рубежом и любезно согласилась по моей просьбе принять у меня курс. Который, кстати, я уже набрал. И поэтому я не вижу никаких оснований обвинять меня в измене любимому факультету. После долгого молчания ректор, все еще державший чашку у самого уха, наконец произнес с большими паузами между словами: — Конечно… иметь такого преподавателя… для нас… честь… Но… — Ну какие тут могут быть «но», Николай?! — быстро прервал его я. — Я уговаривал ее два часа! Конечно, преподавать здесь — для такого человека не фонтан! Мы просто должны использовать шанс! Ведь, уверен, у нее потом будут совсем другие планы. И тогда, — я свистнул, — ищи ветра в поле и локти грызи… — Но… — продолжил свою мысль ректор, — ты сам знаешь, какие у нас тут зарплаты. И как все бьются за свои часы! Согласится ли? Это был уже совсем другой разговор. О мизерных зарплатах я и сам знал. Но возвращение к жизни надо же было с чего-то начинать! И я «выторговал» у Николая еще одну тысячу гривень к назначенным трем, а в качестве «бонуса» договорился, что моя личная аудитория, в которой я проводил занятия, останется за новым преподавателем. И, чтобы взять его еще «тепленьким», сразу же выложил на стол Лизины документы, которые вчера вырвал у нее с б`ольшим трудом, чем тот, который понадобился сейчас. Ведь вчера она категорически отказалась второй раз входить в эту воду! И я действительно потратил часа два, пока доказал, что сейчас другого места для нее не найти. Разве что в гардеробе Дома кино. Но она уперлась и сказала, что ей на все наплевать и гардероб ее вполне устраивает. Тогда я пошел на опасный крайний прием и сказал, что гардеробщица вряд ли сможет вырваться за границу, чтобы заняться поисками Лики, ради которых мы здесь и собрались. И что у меня еще есть необычные планы, выполнить которые можно будет, только имея определенный статус. Она притихла. — Да, я дура. Извини. |