Книга Каста огня, страница 74 – Петер Фехервари

«Вам здесь не место, — сказал он во время первого, мимолетного пси-контакта на орбите почти год тому назад. — Ваш полк предали».

После того как конфедераты бежали в глушь, Авель посещал Скъёлдис каждую ночь, добиваясь ее расположения мучительно маленькими кусочками информации, которые давали проблеск надежды. В конце концов, она рассказала все Белой Вороне, и полковник, заядлый азартный игрок, решил рискнуть.

«Что мы теряем?» — заявил он.

Итак, они прислушались к Авелю, и невидимый собеседник оказался надежным советником. Он передавал арканцам данные о маршрутах повстанческих патрулей и линиях снабжения, направлял их к складам боеприпасов и удаленным заставам, даже сообщал ежедневно менявшиеся пароли. Благодаря этому 19-й полк все время оставался на шаг впереди противника. Однако по прошествии нескольких месяцев послания Авеля стали более детальными, предлагаемые тактики — более рискованными, и в какой-то момент целью конфедератов стало не простое выживание, а ответный удар по Небесному Маршалу.

«Ты не ошибся, Хардин Вендрэйк, — подумала северянка. — Полк превратился в фигурку на доске для регицида, но ни Белая Ворона, ни я не были игроками».

— Скажи мне, что ненавидишь их! — потребовала Скъёлдис. — Скажи, что ненавидишь Небесного Маршала и его кукловодов.

Так, чтобы я поверила…

Ведьма заострила чувства, сделав их бритвенно-острыми, желая уловить каждый нюанс в словах Авеля. Собеседник ответил мгновенно:

— Я презираю их.

— Скъёлдис! — позвал другой голос, затем еще раз и еще…

В грезы северянки вторгся настойчивый грохот, и на мгновение ей показалось, что это звонит демонический колокол из потерянной Троицы. Затем женщина услышала, как рычит ее вералдур, и резко открыла глаза.

Еще не придя в себя, она увидела, что великан шагает к распахнутой настежь двери в каюту. На пороге стоял Вендрэйк, который выглядел наполовину обезумевшим и полностью проклятым, но тут ведьма заметила новое лицо за плечом капитана — и мгновенно очнулась.

Один глаз новоприбывшего казался матово-черным солнцем, другой был ржавым имплантатом, втиснутым в пустую глазницу. Оба смотрели из сетки шрамов, светившихся под пергаментной кожей, словно магматические трещины.

Худшим было то, что она уже видела это лицо раньше.

— Он просил нас последовать за ним в сердце тьмы, — прошептал Оди Джойс спокойным водам реки. — А потом пообещал вывести с другой стороны, если нам хватит духу.

Зуав стоял на берегу в одиночестве. Пока его товарищи, собравшись шумными группками, переваривали откровения комиссара, юноша отправился побеседовать с утонувшим святым.

— Он сказал, что Небесный Маршал отступился от веры в Императора и стал ксенолюбом, — продолжал Оди. — Что синекожие держат Гвардию за дурачков, превращают хороших людей в плохих и губят тех, кто не поддается на их уловки. — Парень вздохнул. — Если это правда, то все чертовски паршиво.

Затем Джойс посмотрел на командный катер, пришвартованный дальше по берегу Квалаквези. Комиссар пошел туда поговорить с ведьмой. Если немножко повезет, он, может, даже пристрелит ее.

— Меня зовут Айверсон, — объявил мертвец, наблюдая за Скъёлдис через стол.

Глаза его больше не были чудовищными: левый стал блекло-голубым, правый — всего лишь отказывающим протезом. Шрамы перестали пылать, но их очертания не изменились, и ведьма не могла отвести взгляд от жуткой сетки, угодив в нее, как в тенета.

«Выглядит моложе, но это он, — решила северянка. — И не мертв».

— Старая рана, — произнес комиссар, неверно расценив ее застывший взгляд. — Бритвенная лоза, шагнул прямо в долбаные заросли. Странно подумать, когда-то я был новичком на Федре.

Гость мрачно усмехнулся, отчего очертания шрамов исказились. Скъёлдис видела, что этой сетью стянуто немало вещей: решимость и отчаяние, утраченная вера и несокрушимая ненависть, отвага и боязнь того, что отвага изменит ему, былые и недавние убийства… но ни проблеска узнавания.

Он не знает меня. Но как это возможно? И как он мог помолодеть?

— Целая жизнь прошла с тех пор, — сказал Айверсон.

Северянка неверно поняла услышанное, и у нее перехватило дыхание.

— Но ты остался придурком? — издевательски спросил Мэйхен, стоявший в дверях. — Похоже на то, раз явился в логово отступников.

— Я здесь не для того, чтобы судить вас, — ответил комиссар, не сводя глаз со Скъёлдис.

— Серьезно думаешь, что мы поверим твоему лепету о прощении? — фыркнул Джон Мильтон.

— Нет, я не думаю, что вы поверите в это, капитан, — отозвался Айверсон. — Прощения не будет никому из нас, но вашим людям нужно было услышать нечто обнадеживающее.

Зуав снова фыркнул.

— И зачем тогда нам помогать тебе?

— Потому что предали всех нас. И потому что мы хотим одного и того же.

— Правосудия, — тихо произнес Вендрэйк. Кавалерист развалился в кресле, но его глаза ярко сияли.

— В Преисподние правосудие! — рявкнул Мэйхен. — Я хочу поджарить этих ублюдков!

— Тогда позвольте мне помочь вам. — Айверсон говорил со всеми конфедератами, но обращался к ведьме. — Поверьте мне.

«Я верю, — к собственному удивлению, поняла Скъёлдис. — Пусть это совершенно безумно и нелепо, но я верю тебе, Айверсон. Кем бы ты ни был в прошлом, сейчас в тебе нет порчи».

И тогда с облегчением человека, наконец сбросившего тяжкую ношу, она поведала им об Авеле и Противовесе.

— Маятник обрушится… — запинаясь, бормотал Верн Лумис. — Три дня… У нас… три дня…

У бойца пошла кровь носом, а глаза закатились так, что остались видны одни белки. Жук подхватил парня, не дав ему грохнуться наземь.

— Тихо, Верн, — прошептал разведчик, аккуратно укладывая дрожащего арканца. — Мы тебя услышали, теперь просто отдыхай.

Клэйборну было жаль товарища-серобокого. У Лумиса начались проблемы с головой после того, как на орбите боец столкнулся с явившимся из варпа кошмаром в каюте № 31. Из-за пережитого ужаса парень превратился в косоглазое пугало и стал замечать вещи, которых больше никто не видел. Иногда он хихикал, разглядывая эти штуковины, иногда ревел, как младенец, но последнее время по большей части кричал.

— Больно, — простонал Верн. — Каждый раз, как она со мной поговорит, голова чисто наизнанку выворачивается.

— Да я понимаю, но ты хорошо поработал, и она уже ушла, — утешил его Жук.

К несчастью для Лумиса, после случившегося он стал восприимчивым к вюрду и тем самым вытянул короткую соломинку, когда решалось, кто будет «разговаривать» с оставшейся вдалеке ведьмой. Боец превратился в психический вокс-приемник для внедренных арканцев, и это постепенно сжигало его.