Книга Эхо первой любви, страница 37 – Мария Воронова

Неужели пройдет время и настанет день, когда он, Мстислав Зиганшин, предложит Фриде развестись? Да нет, никогда такого не будет! Зиганшин подумал, что надо жениться как можно скорее и обязательно венчаться в церкви. Так, на всякий случай, для гарантии, чтобы в их семье даже духом развода не пахло!

…– Ой, Фрида, не делай мне нервы! Мы с тобой верим, что бога нет, человек произошел от обезьяны, и что? – восклицал Лев Абрамович, стремительными движениями собирая для внучки чай. – Надо теперь в зоопарке замуж выходить или в зоологическом музее, по твоей логике?

Фрида покачала головой.

– Хотя, с другой стороны, смысла тут не больше, чем в Адаме и Еве. Человек произошел от обезьяны, ха! Таки хотел бы я на это посмотреть, – продолжал дедушка задумчиво, – хорошо, если он летом произошел, а если зимой? Очень весело, произошел и тут же замерз насмерть! Пока бы он там додумался до огня, стрел и всего остального…

Фрида улыбнулась.

– Это в Африке случилось, дедушка, там тепло.

– Хорошо, но представь себе ситуацию: племя обезьян, и один из них вдруг происходит в человека! Естественно, переполох: э, друг, что с тобой? Да ты попутал! Что ты строишь из себя? И беднягу разорвали бы на пике эволюции, можешь не сомневаться.

– Ну, подобное поведение как раз характерно для развитых человеческих особей.

– Я, Фрида, это говорю к тому, что все гораздо сложнее, чем мы думаем. Так-то вроде стройная концепция, а вдумаешься – и схватишься за голову. Динозавры там, то-се… Да не в них дело! В любой проблеме рано или поздно натыкаешься на область, лежащую за гранью человеческого понимания, и ясно все только тем, кто не задает вопросов. Вот ты врач, неужели тебе все понятно в твоей не самой простой науке?

Фрида засмеялась и сказала, что далеко не все.

– Вот видишь, – поднял вверх палец дед, – поэтому мир надо изучать, но в чем-то просто ему довериться. Так что давай-ка ты крестись и венчайся, раз уж для Славы это важно. Иногда, знаешь, лучший способ освободиться от условностей, это им поддаться.

Фрида кивнула и подумала, что, наверное, больше никогда ее жизнь не будет так стремительно и круто меняться, как теперь.

Дело тут не во внешних обстоятельствах. Девушка чувствовала, что сама становится совсем другой.

В доме было, по обычаю Льва Абрамовича, нетоплено, и Фрида с наслаждением обхватила горячую чашку обеими ладонями.

– Дедушка, а почему семейную жизнь надо начинать с отрицания себя? – спросила она вдруг.

– Господи, да прекрати! Или ты будешь выходить замуж, или решать философские вопросы? – фыркнул Лев Абрамович. – При чем тут отрицание? Просто для тебя это не важно, а для Славы важно, значит, в этот раз тебе уступать. Когда тебе будет важно, он уступит.

Фрида задумчиво покачала головой и посмотрела в окно. Совсем скоро она войдет в дом через дорогу на правах хозяйки. В красивый и богатый дом, слишком роскошный для полицейского. Наверное, Слава берет взятки, иначе откуда у него все это появилось? Но если она хочет счастливо жить с ним, придется молчать о своих подозрениях, так же, как и о том, что ей известна его любовь к Елене Иваницкой. Слишком много будет запретных тем… Сейчас ей кажется, что она знает Славу и любящим сердцем чувствует его сердце, но вдруг она ошибается?

Тут Фрида услышала, как из сумки слабо доносится сигнал мобильника, и вскочила. В дамских сумочках существует специальный кармашек, но обнаруживается телефон всегда почему-то не там, а на самом дне, надежно замаскированный косметичкой, кошельком и другими необходимыми вещами.

– Фрида, – услышала она голос жениха, спокойный, но не такой, как обычно, – ты у дедушки?

– Да.

– А дети дома?

– Дома. Я их покормила и усадила за уроки.

– Хорошо. Я сегодня не вернусь. Скоро приедет моя мама, дождись ее, пожалуйста.

– Что случилось?

– Даже не знаю, Фрида, как тебе сказать. Может быть, ничего, а может быть, очень плохо. Не хотелось бы такие вещи по телефону, ну да лучше сразу сказать, иначе ты изведешься. Меня обвиняют в убийстве, и пока непонятно, чем это закончится.

– Это Николай? – спросила Фрида, чувствуя себя так, будто схватилась руками за оголенный провод.

– Нет, другой человек. Я невиновен, но просить тебя верить мне, конечно, не имею права. Решай сама.

– Слава… – начала Фрида и осеклась.

– Я никого не убивал и люблю тебя, вот и все, что я сейчас знаю. Надеюсь, меня отпустят и мы сможем нормально поговорить, но если нет, то ты сама смотри. Не заставляй себя верить.

– Слава, я ничего не понимаю!

– Честно говоря, я тоже.

Закончив разговор, Фрида вышла на крыльцо, даже не накинув куртку.

Слава сказал, чтобы она пока не думала ни о чем, вечером он ей все объяснит, если отпустят, а если нет – расскажет мама. Фрида сильно потерла лоб, пытаясь вернуть себе ясность мысли. Сколько себя помнила, она существовала в среде, где не было места уголовным обвинениям, следователям и вообще всему, связанному с нарушением закона. Это было все равно что из жизни инопланетян, и Фрида никогда не предполагала, что может ее коснуться. Она словно стремительно проваливалась в другую реальность, и хоть чувствовала, что не приспособлена к выживанию в этой чуждой среде, не могла уже вернуться в свой понятный и уютный мир.

Холодный воздух плохо отрезвил ее, и Фрида вернулась в дом, не совсем понимая, что делать дальше.

Сказать дедушке, что Славу обвиняют в убийстве, Фрида не смогла, просто язык не повернулся. Пришлось соврать, будто у жениха какой-то аврал, поэтому он попросил мать посидеть с детьми и с собаками. Главное, не думать и не судить, повторяла она, как мантру. Что бы Слава ни сделал, кем бы ни оказался, но она согласилась быть с ним и не может сейчас отвернуться.

Он не просил ее верить, как сделал бы любой другой человек. Почему? Знает, что виноват? Или ему все равно, что она подумает? А самое страшное, что Фрида не знала, верить или нет.

Зиганшин встал с тяжелой головой, в странном для себя взвинченном состоянии. Его томило смутное беспокойство, чувство, будто он опоздал или забыл сделать что-то важное, только никак не мог понять, что именно. Он перебрал в памяти вчерашний день, но не нашел в нем ни единого повода для паники. Разговор с Иваницким прошел спокойно, а вечером Мстислав Юрьевич хоть и не успел заехать к Фриде на работу, зато хорошо поговорил с ней по телефону, и невеста обещала сегодня приехать сама.

В общем, день обещал быть приятным, и Зиганшин решительно не понимал, откуда у него этот мандраж, предчувствие беды. Он никогда не ощущал ничего подобного раньше, даже в трудные дни, даже накануне опасных операций. Наоборот, зная, что скоро может быть убит, он словно открывался навстречу жизни, каждой клеткой тела наслаждаясь земным существованием.