Книга Британские СС, страница 41 – Лен Дейтон

– В самом деле? – вежливо удивился Дуглас, с удовольствием прихлебывая черный кофе.

Австрийцы, которых он встречал в Лондоне, все как один спешили записаться в немцы. Пожалуй, только обладатели аккуратного золотого значка – символа принадлежности к первой тысяче членов нацистской партии – и очевидного мюнхенского акцента могли позволить себе шутки ради назвать родным австрийский город.

– Конечно! У Вены есть душа! – Даже говоря по-английски, Келлерман ухитрился произнести это с характерной гнусавостью, с какой обычно рассказывают анекдоты про австрийцев. – А у вас синяк, – вдруг заметил он. – И еще наливается. Чертовы гангстеры! Послушайте, может, все-таки вам к врачу? Сходите в больницу Святого Георгия у Гайд-парка.

Из уважения к подчиненному он не использовал действующего названия этой больницы – Центральный госпиталь СС.

– Мне дали аспирин в участке на Кэнон-Роу, – сказал Дуглас и отпил еще кофе. – Кстати, спасибо вам за подарок для моего сына. Передам ему в день рождения, и тогда он напишет вам письмо с благодарностью.

– Все мальчишки любят машины. Я подумал, что игрушку военной тематики вы можете не одобрить.

– Очень разумный выбор, генерал.

– А вы любите рыбалку, инспектор?

– Нет, сэр.

– Жаль… На мой взгляд, весьма полезное увлечение для того, кто служит в полиции. Учит терпению и открывает многое о человеческой природе.

Келлерман подошел к стеклянному ящику на стене. В ящике с презрительной гримасой на морде застыла большая форель.

– Знаете, инспектор, вот эту красотку я ведь сам поймал.

– Правда? – снова вежливо удивился Дуглас, хотя Келлерман уже хвалился ему этим не менее дюжины раз, и обстоятельства кончины бедного создания были выбиты золотом на табличке под ящиком.

– А вот штандартенфюрер Хут у нас чемпион по лыжам.

Келлерман вернулся к столу, но не сел, а поднял кофейник и улыбнулся Дугласу.

– Надо же, я не знал, сэр, – ответил Дуглас, предположив, что от него ожидается реакция.

– Да-да. В тридцать шестом участвовал в Олимпийских играх в Гармиш-Партенкирхене. – В голосе Келлермана слышалась гордость, несмотря на их с Хутом вражду. – Скоростной спуск и слалом. Медаль не выиграл, но сам факт участия в таких соревнованиях делает ему честь, а?

– Да, сэр.

Голова у Дугласа начинала гудеть – видимо, сказывалось воздействие эфира, которым его одурманили.

– Любимый вид спорта многое говорит о человеке. – Келлерман улыбнулся. – Вот штандартенфюрер у нас всегда торопится, мне же спешить некуда. Вы понимаете, инспектор?

– Конечно, понимаю, сэр.

– Разрешите подлить вам кофе.

Келлерман склонился над его чашкой. Дуглас почувствовал запах мятных таблеток для свежести дыхания.

Снаружи, на Уайтхолл-стрит, начиналась репетиция военного оркестра лондонского штаба перед парадом в честь «недели дружбы». Дуглас узнал мелодию «Петербургского марша», который прежде был исключительной прерогативой второй пехотной бригады СС и на мотив которого берлинцы давно сложили похабные куплеты.

– Вы точно не желаете сливок?

Дуглас покачал головой. Келлерман покрепче закрыл окно.

– Рейхсфюрер СС интересовался у меня, как продвигается ваше расследование. Ну того убийства над антикварной лавкой. Пришлось сказать, что я почти ничего не знаю… и, признаюсь, чувствовал я себя при этом довольно глупо… – Келлерман в задумчивости играл кубиками сахара в мисочке.

– Увы, оно почти не продвигается, сэр.

– Я не понимаю, зачем вы сегодня опять пошли в тот дом.

Дуглас отпил из чашки, думая над ответом. Хут велел ему держать любую информацию о расследовании в тайне. Однако Келлерман по-прежнему был его непосредственным начальником – по крайней мере, никаких письменных распоряжений об отмене его полномочий от вышестоящего руководства не поступало.

– Один из моих офицеров, констебль Данн, работал в штатском…

– Тот, которого вчера убили?

– Да, сэр. Мы с ним нашли в доме подозреваемого фотографию. На ней рабочая группа профессора Фрика, снято до войны. Я отправил Данна выяснять, что это за люди. Полагаю, что Данн заметил за собой слежку и сбросил конверт с фотографией в ближайший почтовый ящик. На конверте уже был адрес того дома на Мафекинг-роуд. Данн надеялся, что так рано или поздно конверт попадет ко мне в Скотленд-Ярд.

– И вы решили пойти за ним сами?

– Да, сэр.

– А вам не кажется странным, что люди из Сопротивления – у которого всегда есть способы перехватить корреспонденцию еще по пути – не только пошли добывать конверт по адресу получателя, но еще и опоздали к прибытию почтальона?

– Думаю, что явились они не за конвертом, а именно за мной – по звонку квартального надзирателя. Поскольку он тоже исчез.

– Как и искомая фотография?

– Да, сэр.

– Не удивляйтесь моей осведомленности, инспектор. Ваш констебль звонил с вопросами о профессоре в канцелярию, в центральный архив СС и даже в гестапо. Естественно, об этом сразу доложили мне.

– Естественно, сэр.

Музыка стихла. После короткой паузы оркестр заиграл «Танненбаум» – или, возможно, «Красное знамя», мелодия все равно одна.

– Профессор Фрик мертв, – сказал Келлерман. – Погиб в прошлом году в бою. Его рабочая группа сейчас на особом задании рейха.

– На особом задании? – переспросил Дуглас.

– О, только не думайте, что от вас попросят умерить энтузиазм в расследовании дела. Просто люди профессора в него вовлекаться не должны. – Келлерман зачерпнул ложечкой взбитых сливок из чашки и отправил в рот. – Приказ от имени самого фюрера. То есть даже герр Гиммлер не вправе его проигнорировать. Ясно ли я выразился, инспектор?

– Предельно ясно, сэр.

– Вот молодец! – воскликнул Келлерман, отодвигая в сторону молочник как нечто, утратившее необходимость. Он просиял и тряхнул головой, убирая с лица упавшую на него белоснежную прядь. – Я знал, знал, что вам хоть подмигни, хоть кивни!

– Как и слепой лошади, сэр.

– Все бы вам шутить, инспектор.

После утреннего дождя город залил типичный для лондонской осени пыльный солнечный свет. Дуглас постоял у окна в коридоре, глядя на марширующий оркестр. Зрелище было великолепное – музыканты в парадной форме, сияющие медью инструменты, воистину имперский размах. Немцы мастерски применяли свою военную музыку для приведения порабощенных народов в благоговейный трепет.

Когда Дуглас вернулся в кабинет, играли «Зеленые рукава». Дверь к Хуту была распахнута, у стола штандартенфюрера стоял Гарри Вудс и рылся в стопках документов.

– Ты что там делаешь? – спросил Дуглас, усаживаясь за свой стол и принимаясь за свою собственную кучу неразобранных бумаг.