Онлайн книга «Дурная кровь»
|
Вероятность того, что кентукский убийца остался в США, была ничтожно мала, столь же мала была вероятность того, что в биографии Ларса-Эрика Хасселя можно найти объяснение его убийства. И все же Йельм отправился в издательский дом, на место работы литературного критика. Он решил не брать машину — за последний год вынужденного бездействия Йельм полюбил ходить пешком — и пошел к Норр-Меларстранд через узкую, длинную площадь Кунгсхольмсторг. Тучи, висевшие над аэропортом Арланда, видимо, отправились искать другую жертву, оставив до поры до времени Стокгольм в покое, но Йельм не мог избавиться от мысли, что непогода просто затаилась и выжидает момента, чтобы напасть на город с осенними ливнями. Светило солнце, хотя с каждым днем его свет заметно бледнел. По другую сторону залива Риддарфьерден лежала гигантских размеров кошка и нежилась в бледных лучах августовского солнца. Голова её — гора Мариаберьет — лакала воду озера Меларен жадно высунутым языком автомагистрали Сёдерледена, огромное тело — район Шиннарвик — и элегантная задняя лапа — остров Лонгхольмен — незаметно переходили в хвост — мост Вестербрун, ведущий к Мариебергу, где и находилось издательство. Единственное, что Йельм знал про Хасселя, это то, что он был литературным критиком и печатался в серьезной утренней газете в разделе “Культура”. Больше никакой информацией о Хасселе Йельм не располагал. Дорога в издательство проходила по набережной Норр-Меларстранд, затем через парк Роламбсховспаркен, где наперекор погоде играли в лапту по пояс голые подростки, хотя даже издали было видно, как у них по коже бегают мурашки. Что там говорит народная мудрость: “Потей летом, мерзни зимой”? В приемной Йельму с хорошо отрепетированным сожалением сообщили, что лифты временно не работают, и ему пришлось как следует “попотеть”. Наверху, в отделе культуры, было суматошно. Йельм попросил, чтобы его представили какому-нибудь ответственному лицу, и стал ждать, пока завотделом перестанет бегать туда-сюда с пачками опубликованных в разное время приложений “Культурная жизнь”. Тем временем Йельм внимательно изучил страницы, посвященные событиям культуры, и даже нашел там несколько статей Хасселя… Знакомство с материалами продолжалось почти полчаса, потом наконец Йельма пригласили к заведующему. Кабинет начальника был заставлен стопками книг, и, казалось, их количество увеличивается от одного взгляда на них. Заведующий отделом культуры погладил себя по седоватой бороде, протянул руку и бодро произнес: — Мёллер. Извините, что пришлось подождать. Теперь понимаете, что у нас сейчас творится? — Йельм, — представился Йельм, снял со стула пачку бумаг и сел. — Йельм, — повторил Мёллер и уселся за свой заваленный бумагами стол. Больше он ничего не сказал, но Йельм понял, что время еще не полностью стерло в памяти людей эпитеты “герой Халлунда”, “победитель убийцы грандов” и прочее. Стоит раз объявить кого-то героем, и ему уже не отделаться от этого ярлыка вовек. — Примите мои соболезнования, — без предисловий начал Йельм. Мёллер потряс головой. — До сих пор не верится. Как это случилось? Информация, поступившая к нам, была, мягко говоря, лаконична. Что нам писать в некрологе? Хорошая старая формула: “После долгой и продолжительной болезни…”, насколько я понимаю, тут совсем неуместна? — Его убили, — жестко сказал Йельм. — В аэропорту. Мёллер снова потряс головой. — В аэропорту… Какое несчастье! Я-то думал, Нью-Йорк теперь стал безопасным. “Новая модель” города. “Zero tolerance” [14], “community policing” [15] и все такое прочее. Ведь он из-за этой дребедени туда и поехал! — Из-за чего? — Он должен был описать новый мирный дух Нью-Йорка и его культуру. Вот уж действительно ирония судьбы. — Он успел что-то написать? — Нет, он собирал впечатления. Он пробыл там неделю, еще неделя давалась ему после возвращения на написание статьи. — Поездку оплачивала газета? — Разумеется, — сухо ответил Мёллер. — Ларс-Эрик Хассель работал у вас на ставке? — Да, он почти двадцать лет был сотрудником нашей редакции. — А-а, “поколение сороковых”. Мёллер устремил на него испепеляющий взгляд. — Это выражение у нас здесь не в ходу. Употребляя его к месту и не к месту, общество исказило его первоначальный смысл [16]. Йельм несколько секунд молча разглядывал Мёллер, потом не удержался и съязвил: — Сколько же стоит издательству статья про новый мирный Нью-Йорк? Половину месячного заработка сотрудника, то есть тысяч пятнадцать, со всеми налогами и отчислениями, плюс дорога, плюс проживание — еще двадцать тысяч. Итого, тысяч пятьдесят, не так ли? Мёллер помрачнел и пожал плечами. — Так нельзя считать. Одни статьи стоят дороже, другие — дешевле. Что вас конкретно интересует? — У Хасселя были контакты в Нью-Йорке? Друзья? Враги? — Насколько я знаю, нет. — Общались ли вы или кто-то из членов редакции с ним лично на прошлой неделе? — Мы разговаривали один раз. Он тогда только что вернулся из “Метрополитена”, был очень доволен. — Посещение “Метрополитена” входило в пятьдесят тысяч, выделенных на статью? Тут Йельм почувствовал, что переборщил и должен срочно притормозить, если не хочет восстановить против себя Мёллера. Он попытался сменить тон: — Нам нужно поговорить с его семьей. Каково было его семейное положение? Мёллер глубоко вздохнул и посмотрел на часы. Молодой, но уже лысоватый человек ворвался в кабинет, помахивая какой-то бумагой. — Извините, что прерываю. Время поджимает. Некролог Ларса-Эрика почти готов, осталось указать причину смерти. Или забьём на это? Но все-таки что-то написать надо… Мёллер усталым жестом показал на Йельма и спросил: — Так что нам написать? — Что его убили, — ответил Йельм. Молодой человек изумленно воззрился на него. |