Книга Дурная кровь, страница 31 – Арне Даль

Пронзительный гудок фуры вернул его к действительности, точнее сказать, в свою полосу движения, и он даже успел вписаться в поворот, ведущий к моргу Каролинской больницы, где его с нетерпением ждал неопознанный труп.

Пройдя по коридорам, мало чем отличающимся от коридоров полицейского управления, Вигго Нурландер спустился в знаменитый подвал и, встретив не слишком дружелюбный прием со стороны медсестры, наконец предстал пред очи легендарного судмедэксперта Сигварда Кварфурдта, господина семидесяти пяти, если не больше, лет, обладателя безупречных манер и невообразимо неряшливой одежды. Из всех врачей такая комбинация возможна только у ученых и патологоанатомов — и те, и другие не боятся вызвать неудовольствие пациентов. Его называли Квар Фурт ^[42], и он действительно пришел на эту работу давно, быстро на ней освоился, очень долго на этом месте оставался и был известен своим черным юмором. Одну из старых шуток он не преминул тут же продемонстрировать Нурландеру:

— Батюшки, кто к нам пожаловал! Нурландер! Вы ко мне на прием?

— Вы знаете, зачем я здесь, — устало отозвался Нурландер.

Квар Фурт потряс маленьким целлофановым пакетом, и там что-то звякнуло.

— Имущество умершего, — сказал он и протянул пакетик Нурландеру. — Так сказать, движимое имущество. Ничего нового добавить не могу. Молодой и здоровый мужчина, последнее, что он ел — гамбургер, довольно жирный и почему-то с медом. Смерть наступила между двенадцатью и тремя часами ночи, точнее сказать нельзя. Четыре выстрела в сердце навылет. Умер мгновенно. А вот часы все еще ходят, что печально, — добавил он, кивнув на целлофановый пакет.

Нурландеру показали место на скамье возле морозильной камеры, вручили копии протоколов вскрытия, и он стал ждать прихода потенциальных родственников погибшего.

За то время, что Нурландер пробыл там, пришло шесть человек. Сначала появились пожилые супруги, господин и госпожа Йонсон, у которых пару недель назад пропал зять. Но так как в бумагах было сказано, что зять скорее всего удрал с немалыми деньгами жены в Бахрейн, где у него был гарем, но не хватало денег его содержать, то опознание проводилось только для проформы.

Йонсоны посмотрели на погибшего, надежда на их лице сменилась отчаянием, и они покачали головой. Судя по всему, им было бы очень приятно увидеть своего зятя именно здесь.

Нурландер посмотрел по сторонам. Холодный голый зал, вдоль стен — двери морозильных камер, безжалостный свет люминесцентных ламп, от которого тело убитого казалось еще белее. Нурландер поразился, насколько неприметным был мужчина. Ни одной запоминающейся черты. “Если бы потребовалось послать на “Вояджере” в космос фото типичного Homo sapiens ^[43] мужского пола, более подходящего, чем этот юноша, не найти”, — с удивлением подумал Нурландер.

Но тут пришли два бывалых посетителя — их сын пропал в семидесятые годы, будучи еще ребенком. Эти родители принадлежали к категории людей, которые не теряют надежды, не могут успокоиться и принять случившееся как данность. Нурландер очень сочувствовал им, его глубоко тронуло такое долгое отчаяние и нежелание свыкнуться с горем.

Затем долго никто не приходил. Нурландер проглядел непонятные строки протокола вскрытия и вытряхнул из пакета имущество убитого. Всего три вещи: копия “Ролекса”, кстати, часы действительно до сих пор показывали точное время, длинная трубочка с десятикроновыми монетами и блестящий ключ, который, видимо, был совсем новым. Больше ничего. Вещи ничего не сказали Нурландеру. И хорошо подходили этому трупу.

Тут почти сразу друг за другом пришли две женщины, одна искала сына, другая мужа, пропавшего прошлой ночью. У этих людей были совсем другие чувства. Страшные секунды ожидания, пока тело вынимают из морозильной камеры, бездонная чернота в глазах женщин. Первой была Эмма Нильсон, у которой сын-наркоман не вернулся домой после лечения. Нурландер знал, что это не может быть он, и все же провел в зал эту женщину средних лет, рано сгорбившуюся под тяжестью нечеловеческой ноши. Увидев тело, она покачала головой с облегчением, почти радостью — значит, надежда еще есть.

Юстине Линдбергер вела себя иначе. Красивая темноволосая девушка, сотрудница министерства иностранных дел, рассказала, что ее муж — такой же, как она, молодой сотрудник МИД — не вернулся домой накануне вечером. Застыв на месте, Юстине ждала, пока откроют морозильную камеру. Она заранее уверила себя в том, что убитый — ее муж, и едва сдерживала отчаяние. Когда же выяснилось, что это не он, у нее началась истерика. Нурландер попытался успокоить ее, но тщетно, пришлось вызывать психиатров, они сделали Юстине Линдбергер укол какого-то сильнодействующего лекарства. Возвращаясь на место, Нурландер почувствовал, что не может унять дрожь.

Последним был Эгиль Хёгберг, старый рафтер ^[44] с ампутированными ногами, которого ввезла в зал на инвалидной коляске молодая больничная сиделка.

— Мой сын, — прошамкал он дрожащим голосом, обращаясь к Нурландеру. — Это наверняка мой сын.

Стараясь не дышать, чтобы не чувствовать зловонного дыхания Хёгберга, Нурландер повернулся к жующей жвачку сиделке. Она иронически возвела глаза к потолку. Нурландер впустил странную пару в зал и открыл морозильную камеру.

— Это он, — спокойно констатировал Хёгберг и положил свою ревматическую руку на холодную щеку трупа. — Мой единственный сын.

Сиделка похлопала Нурландера по плечу, и они оставили Хёгберга наедине с убитым. Нурландер прикрыл дверь, сиделка равнодушно произнесла:

— У него нет сына.

Скептически взглянув не нее, Нурландер посмотрел через внутреннее окошко на старика, который теперь приложился щекой к щеке трупа. Сиделка продолжала:

— Он становится буйным, если мы перестаем возить его на опознания. Вот и приходится ездить.

Нурландер не спускал глаз со старика.

— Может, он так готовится к смерти, — предположила сиделка.

— Или?

— Или он старый некрофил, — сиделка выдула большой розовый пузырь.

Они помолчали. Потом кто-то произнес:

— Или ему очень хочется иметь сына.

Нурландер не сразу понял, что это сказал он сам.

Он открыл дверь. Эгиль Хёгберг поднял взгляд от трупа, и его ясные глаза в упор посмотрели на Нурландера.

— Род прервался, — произнес он.

Вигго Нурландер зажмурился и долго не мог открыть глаза.

Первое, что бросилось в глаза Гуннару Нюбергу, был контраст между головным офисом “Линк коуп” в Тэбю и складскими помещениями во Фрихамнене. Единственное, что их объединяло, это вульгарный логотип, радужные переливы которого наводили на мысль о дорогом борделе.