Онлайн книга «Чароплет»
|
– Ничего не пропустили? – Да… действительно… вы правы, – признала она с деланным сожалением. – Забыла упомянуть, что в полнолуние я превращаюсь в гигантскую огнедышащую картофелину! – Печально, – произнес Никодимус с непроницаемым лицом. – Значит, как монстр вы еще сыроваты и котлету из вас делать рано? Или все-таки запекаетесь на собственном огне? – Пресно! – отрезала Франческа. – Что? Моя шутка или ваша недопеченная картошка? – Думаете, съели? Как бы не так, уйдете несолоно хлебавши. Он наконец рассмеялся. – Отлично. Кажется, у нас схожее чувство юмора. Может, мы все-таки придем к пониманию. – Согласна, из общей любви к плоским шутками вырастает чудесная дружба. Так что не сдавайтесь, я уверена, рано или поздно вы своего брата по юмору непременно найдете. Никодимус снова не удержался от смеха. – От такой склочности пациенты не страдают? – Не знаю, я пока не видела, как вы с ними обращаетесь. – Я имел в виду вас. – Неужели? Никодимус помолчал. – Магистра, вы какая-то странная. – Да вы мастак говорить комплименты… – Простите. Но… вы кажетесь живее всех, кто мне встречался до сих пор. Слишком живой. – Ну, прекратите, – картинно обмахнулась ладонью Франческа, – вы вгоняете меня в краску. – Я не так выразился. – Он сдвинул брови. – Магистра, вы знаете, что такое праязык? – Ересь. – Так вас учили. Но он, как выяснилось, существует. Праязык – это исконный, изначальный язык, из которого сделана вся жизнь. Я выучил четыре его руны. И я различаю их во всех живых существах. – Прелестно, – буркнула Франческа. – Вас в детстве не роняли часом? Никодимус озадаченно наморщил лоб. – У вас все дома? – перефразировала Франческа. – Крыша не едет? Ум за разум не заходит? – Понял-понял, хватит. – Так вот, – бодро продолжила Франческа, – вы действительно возомнили себя Альционом, которому суждено спасти нас от демонических орд? Никодимус покачал головой. – В пророчестве говорится не о противостоянии людей и демонов и даже не о борьбе добра и зла. Его смысл в соперничестве двух представлений о том, как должен быть устроен язык. – Хм-м. Насчет роняли в детстве я ошиблась, признаю. Чтобы так ушибиться головой, нужно было не просто свалиться с луны, а еще и с дуба по дороге рухнуть. – Вы ведь слышали, что сказала Дейдре: Тайфон пытается лишить праязык ошибок. Демоны хотят изменить устройство жизни. – А вы намерены упорядочить созданный демонами хаос? – вздохнула Франческа. – Наоборот. Сейчас я орудие хаоса. Еще в детстве Тайфон украл мои способности к чарописанию и спрятал в арахестском изумруде. Так что теперь я Буревестник из антипророчества. И лишь заполучив изумруд, я стану орудием порядка! – с горящими глазами закончил Никодимус. – Да-а-а, – медленно кивнула Франческа. – Попробуйте, наколдуйте защищенное от ошибок заклинание на нуминусе. Не обязательно функциональное. – Даже ученику под силу написать нефункциональное заклинание, которое не сможет разоружить и лорд-канцлер. – Вы попробуйте. Франческа создала в бицепсе несколько фраз на нуминусе, перекрутила между собой и сцепила все слова друг с другом. Никодимус окинул взглядом получившиеся бесполезные полфута отливающего золотом текста. – Бросьте его в меня. – Вам не удастся его развеять, если только зубами будете грызть. – Давайте-давайте. Пожав плечами, Франческа выпустила золотистый клубок. Светящиеся слова поплыли сквозь темноту. Никодимус осторожно дотронулся пальцем до клубка, и тот разлетелся на тысячу осколков. Франческа закрылась рукой, уворачиваясь. – Можете смотреть. Она медленно опустила руку. От заклинания не осталось и следа. – Создатель! Ну ничего себе! Франческа ожидала увидеть в глазах Никодимуса хвастливое самодовольство, однако наткнулась на затравленный взгляд, который не раз встречала у больных и умирающих. Так смотрят люди, мучительно переживающие свой недуг. – Какография? Он кивнул. – Стоит взяться за текст, и он… рассыпается, взрывается или искажается. – А как же те заклинания, которые вы с кобольдами создаете? Субтексты и взрывные? – Эти языки какографии неподвластны. Однако они действуют только в темноте и оставляют шрамы. – Он похлопал себя по груди. Сперва Франческа ничего особенного там не заметила, и только присмотревшись, разглядела сотни неразличимых в полумраке крошечных рубцов. – А как ваша какография воздействует на праязык? – спросила она, ловя себя на участливом целительском тоне. – Искажает так же, как магические языки. – Никодимус повертел головой по сторонам. – Было бы тут какое-нибудь растение или насекомое, я бы продемонстрировал. Я бы… Никодимус не договорил, глядя куда-то через плечо. Франческа проследила за его взглядом, но не заметила ничего, кроме темных лачуг. – Что такое? Кто-то идет? – Магистра, видите кошку вон на той крыше? – показал Никодимус. Франческа посмотрела в указанном направлении – ничего, только серое пятно на графитовой кровле. – Нет. – Что-то здесь не… Сложно сказать. – Он обернулся к Франческе. – Вам не попадалась на глаза серая кошка? – В городе полно бездомных кошек. – А так чтобы все время одна и та же? – Нет. К чему вы ведете? Никодимус плотно сжал губы. – Может, я и ошибаюсь. – Насчет чего? – Неважно. Так вот, возвращаясь к праязыку… Давайте я покажу на ком-нибудь из кобольдов. Изгарь мне разрешит. Кобольды невосприимчивы к моему воздействию, оно проходит для них бесследно. И все равно зрелище пугающее. – То есть другим живым существам, кроме кобольдов, ваше прикосновение вредит? – Убивает. Искажает пратекст, вызывая язвенное проклятие, – волдыри, наполненные омертвевшими клетками. У клириков есть какой-то термин, которым называют мертвую ткань в окружении живой… – Некроз. – Да, точно, некроз. Некротические язвы, – глядя в сторону, повторил Никодимус. Франческу вдруг как громом поразило. – Магистр Шеннон! У него язвенное проклятье! В зеленых глазах Никодимуса плеснулась боль. |