
Онлайн книга «Бродяга. Зита и Гита. Кинороманы»
Вошел Раму и доложил, что гости прибыли. Каушалья, как большая птица, вылетела из комнаты. Спускаясь по лестнице навстречу гостям, одетая в сари лимонного цвета, она улыбалась. Глаза и манеры ее излучали любезность и расположение ко всем присутствующим. Рави, в светлом ширвани, стоял рядом с Гуптой, тоже в ширвани, отливающем голубизной. Несколько позади держались Чаудхури с супругой. — Госпожа Каушалья и господин Бадринатх, — начал он, — я, моя супруга Алака и мой сын Рави со своим другом Гуптой решили посетить вас и познакомиться с Зитой, подопечной адвоката Гупты. — Господин Чаудхури и госпожа Алака, господа Рави и Гупта, мы рады видеть вас в своем доме. И считаем за честь, что вы нашли время, соблаговолив посетить нас грешных, — проговорил Батринатх. А уж далее щебетала Каушалья. Она хлопотала и рассаживала всех вокруг стола. Спустился Ранджит и был представлен гостям. — Это мой брат, — сказала Каушалья, — он работает в кампании «Экспорт-импорт». Раму принес фрукты и вино. По лестнице, стараясь держаться грациозно, спустилась Шейла. — Это и есть Зита? — спросил господин Чаудхури. — Что вы, господин Чаудхури, нет, это не Зита. Это наша дочь Шейла. Она учится в английском колледже на бакалавра. — Шейла, — обратилась она к дочери, — принеси нам бокалы. Шейла подошла к шкафу, где стоял Раму, державший поднос. Она взяла поднос из рук старого слуги и, стараясь придать изящество своим движениям, поднесла бокалы к столу и раздала гостям. — А где же Зита? Почему вы, госпожа Каушалья, не пригласили Зиту? — настойчиво спросил Гупта, чувствуя себя виновником этой встречи. — Зита? Конечно же, она сейчас придет, — невинно отметила Каушалья. — Пепло, позови Зиту! — обратилась она к младшему сыну. — Хотя нет, не надо. Я сама, с вашего разрешения, господа, схожу за Зитой. И Каушалья, волнуя воздух и распространяя тонкие благоухания импортной парфюмерии, мягко «поплыла» по лестнице на второй этаж. — Зита, — постучала она в дверь, — Зита, ты меня слышишь, девочка? Выходи, гости заждались. Господин Гупта тебя зовет и хочет представить тебя им, — ласково приговаривала тетка. Зита не отвечала. — Зита, таким образом ты ставишь в неловкое положение дядю и бабушку. Дядя ждет тебя. Бабушка сидит в кресле на балконе и тоже ждет, когда ты появишься, — с наигранной теплотой в голосе, с умело замаскированным лукавством, изощряясь в выражениях, исполняла свою роль тетка. Наконец дверь открылась и вышла Зита. — Ах ты, моя красавица! Моя милая племянница Зита! Итак, выпрямись. Ты что, плакала? Припудрись. Вот так! А теперь, пошли. Гости заждались. О том, что творилось в душе у Зиты, было нетрудно догадаться по выражению ее лица. Она понимала, что тетка затеяла какую-то игру. Чувство обиды, унижения и сознание своей беззащитности и бесправия, искусственно созданных теткой, угнетали Зиту. За все годы, что прожила она с ней в доме своих родителей, Зита привыкла к ее выходкам. Она не отвечала злом на зло, покорно переносила все издевательства со стороны тетки, Шейлы и Ранджита. Сознавая всю нелепость маскарада, затеянного Каушальей, она, тем не менее, решила покориться своей участи. И вот она, в одежде современной западной секс-бомбы, спускалась по лестнице к гостям. Ее ноги в туфлях на высоких каблуках, подгибались. Она, с трудом удерживая равновесие, с усилием вцепилась в перила обеими руками. Короткое белое мини-платье обнажало изящные, слегка полноватые ножки. Похоже, прекраснобедрая богиня спускалась на землю. Черные густые и пышные волосы Зиты струились двумя тяжелыми потоками: один — по точеной мраморной спине, другой — между высокими холмами упругих девственных грудей, как водопад Герсоппа на реке Шаравати. И если бы не стыд, который она испытывала и который угнетал ее сознание, и если бы не обида на тетку за ее коварство, она бы могла сыграть и роль секс-бомбы, хотя бы так, для разнообразия. Большие черные глаза Зиты были, как говорится, на мокром месте. Юное сердце громко стучало, и ей казалось, что все присутствующие слышат его стук в этой мертвой тишине, которая воцарилась при ее появлении. Пораженный Раму уронил тарелку, чем несколько разрядил обстановку. Каушалья, как великий доморощенный режиссер, произнесла: — А вот и наша Зита! Зита, милая, не смущайся, девочка, проходи к гостям, не бойся. Господин Гупта, а вот и ваша подопечная, Зита! — жестом правой руки указала Каушалья. Затем она стала представлять Зиту всем по порядку. Зита ничего не видела и не слышала от волнения, охватившего ее. Гупта побледнел, как лотос. Рави удивленно рассматривал Зиту. — В ней слишком много соблазна, — отметил он про себя. «Кого не погубит женщина с тонкой талией, пышными бедрами, алыми губами, черными глазами, глубоким пупом и высокой грудью», — вспомнились ему стихи. А это был как раз тот случай: Зита была неотразима, она ошеломила Рави своей бесстыдно выставленной, как на продажу, обольстительной красотой, необычайно прекрасными формами. На него вдруг напал страх: такая супруга не будет верна, да и что скажут мать и отец! Кто ее так воспитал? И он посмотрел на Гупту. Тот пожал плечами и, взяв бокал с вином, залпом осушил его. Родители Рави молчали. Дядя Зиты был в растерянности. Он бросал беспокойные взгляды то на бедную племянницу, то на торжествующую супругу. — Присядь, доченька, — мягко сказала Каушалья. Зита села. При этом ее белые молодые ноги обнажились до живота, холм которого, подрагивал, дышал. Отец и мать Рави с осуждением взирали на открытые ноги. — Зита, милая, принеси чай. Раму, ты можешь идти, — обратилась она к слуге, стоявшему, как изваяние. Раму вздрогнул и медленно отплыл к буфету, чтобы там укрепить свой наблюдательный пункт. Зита взяла приготовленный поднос с приборами для чая и медленно, стараясь не подвернуть ногу, пошла, как по канату. Гупта, как человек, не умеющий плавать, но бросившийся в воду, чтобы спасти утопающего, поспешил промолвить с наигранной небрежностью: — Зита у нас одевается современно. Запад занимает в нашей стране все больше позиций. Изменения в одежде за последнее время наблюдаются значительные… — И осекся. — Это так, но в данном случае прогресс Запада опережает всякие ожидания, — заметил Рави. Доктор исторических наук, профессор Чаудхури, смутился полностью. |