
Онлайн книга «Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари»
![]() План имения до Строгоновых Был разработан маршрут въезда в имение, потребовавший устранения прежнего парадного круга, а также сноса некоторого количества тех крестьянских домов, что вместе с пахотной землей располагались между церковью и Поваренным ручьем. В качестве «компенсации» в Тарасовой построили новые, образцовые, крестьянские дворы, распланированные и построенные по проекту профессионального архитектора (И.Ф. Колодина?) наподобие деревни Глазово близ Павловска. Она появилась на окраине парка императрицы Марии Федоровны в 1797–1799 годах и перестроили ее по проекту Карло Росси в 1815 году. Глазово представляет собой первый пример использования мотивов русского народного зодчества в архитектуре XIX века. Вначале это было небольшое селение из нескольких дворов с традиционной для русских деревень линейной планировкой по обе стороны вдоль парковой дороги (в настоящий момент Луговая улица поселка Тярлево). Главная улица, устроенная Росси, в плане образует круг правильной геометрической формы диаметром около 230 метров. В центре круга устроен пруд также круглой формы диаметром 15 метров. Название, вероятно, связано с формой плана деревни, он выглядит как широко раскрытый глаз: пруд напоминает зрачок, газон вокруг него — зеленую радужную оболочку, Круговая улица — веки, парковые дороги — ресницы, Славянская (Нововесинская) дорога — бровь. ![]() Колодин. План деревни Тарасова Усадьбы состояли из замкнутого двора, образованного большим «Г»-образным в плане главным жилым домом-избой с хозяйственными постройками со стороны двора и с малым лицевым флигелем, и огорода. Прототипами для них послужили реальные крестьянские строения в дворцовых деревнях, окружающих Петербург. Бревенчатые дома с двускатными крышами, надворные постройки и ворота, богато оформленные резьбой, вносили черты русского национального колорита в парковый пейзаж. В 1819 году архитектор О. Монферран, другой ведущий мастер александровской эпохи, создал свой проект избы, в скором времени, в 1823 году, его используют при возведении образцовых деревень (Верхнее Кузьмино, Редкое Кузьмино и Александровка), расположенных между Пулковскими высотами и Царским Селом, а также в увеселительном парке Екатерингоф. Еще одна Александровка, названная так в честь российского императора, чуть позже, в 1826–1827 годах, появилась и в Потсдаме, в данном случае как демонстрация тесных союзнических отношений между Россией и Пруссией. Ей предшествовало другая «русская деревня» — Никольское, в которой, правда, появился всего один дом, в точности повторявший проект О. Монферрана. Смотрителем этой «избы» стал русский придворный кучер прусского короля, выглядевший в традиционной одежде настоящим живым стаффажем. [239] Подобная характеристика вполне может быть отнесена к крестьянам, нарисованным Е. Есаковым. В настоящий момент можно утверждать, что ранее Монферрана (или одновременно) какому-то петербургскому архитектору поручили устроить подобную «затею» и для графини Софьи Владимировны, чтобы украсить вид Марьино. ![]() О. Монферран. Проект избы ![]() Проект грота Тарасова, как и ряд других деревень Строгоновой — Усадище, Острецова, Сидорова, Андрианово, Рублево, — издавна выстроились на правом берегу Тосны, река служила северной границей владения и играла роль главной коммуникации, прежде всего, для сплава леса — основного продукта здешних мест. Лишь две деревни Строгоновой, Авати и Новинка, находились на левом берегу Тосны. Усадеб в Тарасовой было немного — всего семь и едва ли их обитатели сидели постоянно в шелковых цветных рубахах, как они представлены на акварели Ермолая Есакова, но с тех пор Тарасова, почти буквально нависающая над западной частью парка из-за прихоти рельефа, стала крестьянским, или русским, «лицом» имения, которое со временем стремилось стать все более национальным. Ермолай Есаков, конечно, идеализирует быт крестьян и создает жанровую композицию встречи крестьянки и военного (С.П. Лукина), поблизости изображены Софья Владимировна и Наталья Петровна. На рисунке заметен также грот-колодец на склоне, сбегающем к Пялье. Поэтому Тарасова удостоена Лукиным особого пункта (№ 7). Лицом усадьбы она остается и до настоящего времени, хотя, разумеется, за красоту деревни, превратившейся по причине постройки здесь многоэтажных домов в «полугород» с неизменными хрущевскими пятиэтажками, уже давно никто не отвечает. Сразу за деревней почтовый тракт брал резко влево, уступая место показательной пашне, и приводил к Большому трехарочному мосту, придававшему въезду в Марьино особую торжественность, слегка напоминая Бленем — английское поместье герцога Мальборо, где главная зрительная ось проходит от колонны к дому через трехарочный мост. Кроме всего прочего, надежная переправа требовались для того, чтобы избежать изоляции усадьбы весной во время бурного разлива реки Пяльи, служившей восточной границей английского парка. ![]() Вид на Марьино от деревни Тарасовой Характер этой реки коварен. Своим своенравием она близка горным потокам. Исток находится почти у Жаровского озера, расположенного на южной границе владения. Далее она пересекала несколько лесных дач, изрезанных ручьями и речками и наконец впадала в Тосну около Тарасовой. Каждую весну Пялья разливается, устраивая необыкновенное зрелище и доставляя неприятности окрестным обывателям, неосмотрительно построившим дома слишком близко к реке. Проект моста создавался непросто (несчастливый, тринадцатый, пункт в «списке Лукина»). Архитекторы провели огромную исследовательскую работу, изучив, в частности, парижские мосты. Любопытно, что в их число попал тот самый мост Людовика XVI, ведущий на остров Сите в Париже и упоминаемый в дневнике княгини Натальи Петровны. Марьинские архитекторы, в частности Христиан Мейер, создали множество вариантов (наиболее экзотический — с китайской беседкой в центре моста). В результате остановились на трехпролетном сооружении, его проект был готов уже к весне 1814 года, и мост, конечно, предполагался каменным. Постройка из «вечного» материала кажется логичным и рассудительным решением. Но все же первоначально мост сделали из дерева с имитацией кладки. И лишь впоследствии средства позволили Строгоновым сделать более прочную переправу. |