
Онлайн книга «Унесенные за горизонт»
Книг, конечно, не было, и, чтобы не скучать, мы договорились рассказывать истории из своей жизни ― на пари, кто вспомнит больше событий, тот и выигрывает. Алеша выдохся довольно скоро. Биография его была несложной: крестьянский парень из-под Александрова, родился в 1911 году, после восьмилетки окончил педагогический техникум в Сергиевом Посаде. Стал учителем. Рано женился на сокурснице ― девушке из обрусевшей немецкой семьи. Стал писать рассказы, но печатали его редко. Окончил тот же, что и я, Редакционно-издательский институт, только тремя годами позже. Заочно поступил в киноакадемию, получил диплом сценариста, но в кино, по его словам, пускали только своих. Алеша утверждал, что без сильной протекции в нашей стране вообще дела не делаются, тем более в литературе, не говоря уж о кино. Я держалась другого мнения и была уверена, что настоящий талант всегда пробьет себе дорогу. ― Ага, ― сказал Алеша, ― когда рак на горе свистнет! На этой почве мы немного поссорились. Содержание своих произведений, несмотря на мои уговоры, излагать не стал: ― Лучше потом когда-нибудь сама почитаешь. Моих же рассказов хватило на все время путешествия ― пари выиграла я, только теперь уже не помню, в чем заключался выигрыш... Со станции Саранск наш эшелон ушел очень быстро, и Алеша, побежавший за кипятком, в вагон не вернулся. Мы надеялись, что он вспрыгнул на ходу в какой-то другой вагон и на первой же остановке объявится. Но его не было. Клара Ефимовна, видя, как я схожу с ума, сказала: ― Он мужчина со смекалкой, не пропадет! Я металась по вагону сама не своя, и спутники, конечно, относили мою реакцию только на счет «большого чувства к Алеше» ― а беда заключалась не только в этом. И поделиться этой бедой я ни с кем не могла. Поначалу все документы, в том числе партбилет, я ― вместе с деньгами ― хранила в кармашке беличьей муфточки, которую постоянно носила на руке. Но однажды потеряла ее. Перепугалась страшно. Вскоре пропажа как-то счастливо обнаружилась, и Алеша, узнав причину моих переживаний, переложил документы из муфточки в карман своего пиджака: ― Здесь они целее будут, ― уверенно сказал он. И я с этим согласилась. Потерять партбилет! Ночь без сна, потом долгий-долгий серый день ― только стук колес да бесконечная пожухлая степь, и больше ничего. Что делать? Что предпринять? И никаких ― никаких ! ― хоть мало-мальски приемлемых вариантов! Забралась на антресоли, накрылась с головой и, кажется, задремала. Вдруг снизу ― стук в доски: ― Рая! Пулей слетела вниз. Алеша стоял с чайником свежего кипятка и растерянно улыбался. Догонял он нас по крышам эшелонов, которые в то время следовали очень близко друг от друга. Пробегал по составу к голове поезда, на остановках забирался на крышу следующего... Бег его длился почти сутки. ― Что ж ты чайник не бросил? ― Жалко было, ― сказал Алеша и засмеялся. Когда уединились на нашей антресоли, он обнял меня и сказал: ― Если б не твои документы, не психовал бы так. Я все больше проникалась к нему каким-то особенно теплым чувством, а еще ― уважением и доверием. Через две недели пути доползли до Куйбышева. Стояли долго: президиум ВЦСПС, прибыв на место назначения, теперь решал, где быть нам, работникам печати, ― здесь или на Урале. Алеша куда-то надолго исчез. Вернулся растерянный: встретил знакомых из писательского эшелона, с которым должен был уехать 14 октября. Они предложили ехать с ними в Ташкент. Из вагона вышли на улицу. ― Так в чем проблема? ― спросила я. ― Пришел посоветоваться: как быть? — Конечно же, ехать с ними, ведь там жена, сын! ― Ты моя жена! ― Ну... если б ты так считал, то не пришел бы советоваться. А раз сомневаешься, мучаешься, лучше ехать с ними, заодно и в своих чувствах разберешься. ― Зачем так жестоко? ― Вовсе нет. В Ташкенте ты поймешь, что происходит на самом деле. Если я тебе буду нужна, всегда найдешь способ приехать. ― Но я не могу вот так ― вдруг! ― бросить тебя посреди дороги! Что подумают твои друзья? ― Ну, это дело десятое! И я прекрасно понимаю, как тяжело рвать многолетние отношения, к тому же ребенок... Поверь, я нисколько не обижусь. Но рвать придется. Потому что в любовницы не гожусь, мне нужен муж и семья. Запомни это. Дошла до этого разговора с Алешей и увидела, как помрачнел И. В. Замолчала. ― Ну, и какое же решение он тогда принял ? ― с неожиданным для меня интересом спросил Иван Васильевич. Я уговаривала Алешу покинуть меня и страдала невыносимо. Хотелось выть, кричать, плакать. Но вопреки всему я решительно вбежала в вагон ― в нашем купе, слава богу, никого не было ― и лихорадочно собрала вещи Алексея. Он стоял у двери и не помогал мне. Глаза его были полны слез. Машинально взял из моих рук мешок и так застыл. ― Иди же, иди! ― торопила я его. ― Ваш эшелон может уйти! ― Не могу! Но я заставила его идти ― довела до края платформы, поцеловала, и он, все время оглядываясь, нырнул под стоявший на путях состав. Вернулась в вагон. К счастью, он все еще был пуст: почти все ушли в город, узнав, что будем стоять до вечера. Чтобы никого не видеть, ничего не объяснять, залезла наверх. Слезы душили меня, хотелось выплакаться, но глаза оставались сухими. Проснулась от стука колес и толчков на стыках рельсов. Было темно. Свесила голову вниз, спросила: ― Куда все же едем? ― В Свердловск! ― ответила мне из полутьмы Клара Ефимовна. ― Отлично! ― весело закричала я, и вдруг при свете коптилки ясно увидела Алешу. Подумала, что спросонья мерещится, но он поднялся и спросил: ― Выспалась? ― Ты? ― в первый момент я не знала, что сказать. Он забрался наверх и попросил: ― Не рассказывай никому, что я второй раз чуть не предал тебя! ― Хорошо, ― легко согласилась я. Мои спутницы и Рогинский пили чай (Берлянты сошли еще в Казани), звали нас, но мы отказались. Алексей продолжал каяться: ― Прости меня, прости, я опять чуть не совершил подлость. Как я мог?!.. Он рассказал, как, заняв уже место в писательском эшелоне, услышал сигнал к отправлению и, схватив вещи, выскочил чуть ли не на ходу. |