Онлайн книга «Пляж острых ощущений»
|
«Граждане! Помогите деньгами! Белинского очень почитать хочется, а с утра косорыловым пробавляюся! [12]» — Паша Ворота, пивная у Пьяной дороги. «Друзья мои, спасите от мандыгара, с вечера на коленвале градус штудировал! [13]» — Лешка-алкаш, по всему городу шляется. «Папаня, трудной водой не угостишь? [14]» — Саня Вертолет, у кафе «Улет». «Займи полтинничек, пойду горниста сыграю! [15]» — Толик Горнист, автозаправка у Паршивой горы. — Ошибок нет?! — участливо поинтересовался синяк. — Ошибок нет. Но и того, что мне надо, тоже нет! — Продолжать изыскания? — Продолжай, — вздохнула я и достала из кармана пятисотку. — Может, за вредность добавишь? — неуверенно спросил он. — И какая же это у тебя вредность? — стало мне интересно. — Так это, знаешь, с каким отребьем общаться приходится?!! У-у-у-у!! — Похоже, он искренне верил в то, о чем говорил. Похоже, он искренне верил, что сам этим «отребьем» еще не стал. Я вздохнула, достала еще полтинник, ручку, и на купюре написала свой номер мобильного. — Давай так, если найдешь парня, который просит у народа буквально двести рублей, буквально на два дня, позвони мне по этому телефону. — Есть, амазонка! — Синяк зачем-то отдал мне честь и тут же сник, поняв, что очевидно, эта сумма последняя. — А если парня найду, штуку добавишь? — Добавлю, — кивнула я и, газанув, уехала. * * * День был брошен коту под хвост. Я так и сказала Бизе, вернувшись: — День — коту под хвост! Я ничего не добилась, ничего не узнала, и ни на шаг не приблизилась к истине. Селепухин погиб, Чувилин срочно свалил из города. Все! Глухо. Тупик. Осталась одна Юлиана! Одна Юлиана… Слушай, выход один. — Какой? — вяло поинтересовался Бизон. Он лежал на диване и безучастно рассматривал потолок. — Заставить ее говорить! Уговаривать, умолять, угрожать, пытать, наконец! Я стала ходить по комнате, меряя шагами пространство, но его — пространства, было так мало! Я то и дело упиралась носом то в стенку, то в окно. Наверное, следовало все же выбрать апартаменты в доме побольше. — Да, пытать! — не выдержав, заорала я. — Иголки под ногти! Утюги к пяткам! Что там еще в репертуаре садистов? — Это не выход, — меланхолично отозвался Бизон и почесался, словно орангутанг — сначала левый бок, потом правый. — Это не выход, — снова повторил он. Я понимала эту его отрешенность. Он был большой, сильный, в его жилах текла кровь с массой адреналина, гемоглобина и этого, как его… тестостерона, а он вынужден был лежать на диване, бездействовать и пялиться в потолок. Я его понимала. На его месте у меня бы тоже зудели бока. — Ты знаешь, самое правильное, — сказал он вдруг и опять почесался, — это… это… — Он перестал чесаться и резко сел. Я поняла, что он хочет сказать. Я поняла это и крикнула: — Нет!!! Ты не сделаешь этого. — По-моему, это единственный выход. Нужно сделать это, пока не поздно. Пока я могу еще отовраться тем, что все это время был без сознания. — Нет! На тебя навесят побег. На тебя навесят еще и Юлиану Ульянову! Сначала ты ее по башке тюкнул, а потом украл из больницы и спрятал в собственном доме! С моей, между прочим, помощью! Обоих посадят! Чем ты думаешь, когда говоришь это? — Мозгом. Кажется, мозгом. Он находится в голове, которой я сильно ударился. Что-то мне говорит, что этот Барсук должен, наконец, обратиться к здравому смыслу. Он должен… поверить мне и сделать то, что полагается сделать старому, опытному профессионалу. — Поверить мне! — передразнила я его. Бизя пожал плечами, яростно почесался, и снова лег, вперив взгляд в потолок. — Идиот, — сказала я, потому что мне нечего было больше сказать. — Элка, а как ты обозвала того рыжего парня, которого перепутала с Михальянцем? — Что-о?!! — Только не отпирайся. Каюсь, я тоже попался на ту же удочку и набил ему морду. Но я-то набил на четыре тысячи, а ты обозвала на семь! Мне интересно — как?!! Скажи! — Нет. — Скажи! — Нет! — Элка! — Нет, не скажу. Хоть иголки под ногти загоняй, хоть угли к пяткам прикладывай! Очень неприличное слово. Этот парень с меня еще мало взял. — Ты должна мне сказать. Не могу же я жить с женщиной, не зная, до какой степени она испорчена. — Не можешь? — Нет, не могу. И поэтому завтра утром пойду к Барсуку. — А если скажу, не пойдешь? Ответить Бизон не успел, у него замяукал мобильный. Бизон почесался и лениво взглянул на дисплей. — Кто это тебе там названивает? — спросила я, сделала пару шагов и снова уперлась носом в окно. За идеально прозрачным стеклом, вдалеке, виднелось море — синее, могучее и свободное. Море и пальмы — все так, как я и мечтала, покупая билет в этот город; все так, как я и мечтала, решив, что если и выйду когда-нибудь замуж, то только в том климатическом поясе, где мне не придется в разгар торжества натягивать на себя теплую кофту. — Бэлка! — сообщил Бизя. — Ты когда-нибудь сообщишь ей свой новый номер мобильного? Она достала меня душевными излияниями! Я молчу, а она исповедуется, думая, что разговаривает с тобой. Сил нет больше слушать про ее поиски большой и чистой любви. Сил нет больше слушать про ее старого потасканного прокурора. Я совсем забыла про Бэлку. Про ее проблемы, одиночество, потерянность и чувство никчемности существования. Чувствуя себя подлой предательницей, я схватила мяукающую трубу. — Привет, Бэлка!! — Элка, — прошелестела труба голосом, лишь отдаленно напоминающим Бэлкин, — Элка, меня обо… — Что?! Тебя… что?! — Обо-кра-ли… — Она всхлипнула, высморкалась и что-то там шумно глотнула. Я представила себе душераздирающую картину: на полу, посреди разгромленной гостиной сидит Шарова и, умываясь слезами, хлещет из горла виски. И хорошо, если только вискарь, а не уксусную эссенцию… — Бэлка! Я еду! — заорала я. — Не двигайся, ничего не пей и… — Она первой нажала отбой и это напугало меня еще больше. |