
Онлайн книга «Домик с крокодилами»
Она и нашла. С чрезвычайной грацией задела локтем мой стакан с кофе, перевернула его на себя, и, завизжав, начала сдирать с себя пеньюар. Вполне возможно, она обожглась, но в любом случае я не хотел наблюдать её без одежды, поэтому, применив силу, попытался вернуть пеньюар на место. Прозрачный халат затрещал и порвался. Муму опять завизжала и повисла на мне, прилепившись губами к моей травмированной скуле. Я уже плохо соображал и зачем-то попытался напялить прозрачные обрывки пеньюара на себя… Эх, мне бы десять амбалов, о которых можно почесать кулаки, а не эту рыжеволосую стерву – тонкую, голую, беззащитную и одуряющее пахнущую. Дверь открылась, на кухню зашла тётушка в белом переднике. Увидев нас, она замерла, потом вдруг схватила полотенце, скрутила его и начала охаживать меня по спине. – Ах ты, бесстыдник! – приговаривала она. – Ах, быдловская морда! Не успел на работу устроиться, а уже дочку хозяйскую насильничает! Муму быстро от меня отлепилась, закуталась в кружевное рваньё и забилась в угол, потупив невинные глазки. – Настенька, что он с тобой делал?! – кинулась к ней кухарка. – Где обидел?! Куда оскорбил?! И только тут до меня дошло, что Муму – это та самая Настя, о которой меня предупреждал Арно. Я схватил последнюю булку из тазика, выскочил из кухни и дал дёру, не разбирая ни курса, ни направлений. «Куплю гараж… – стучало в висках. – Открою автомастерскую… И чтоб никакой педагогики… И никаких баб….» Я залетел в спальню к хозяйке, не постучавшись. Ирма сидела на пуфике перед трюмо и делала со своим лицом что-то сложное. На ней был точно такой же пеньюар, как на Насте, будь он неладен… – Ой! – заорал я и дал задний ход. – Извините! Простите! – Заходите, – остановила меня хозяйка. – Если вас не смущает мой вид, садитесь и говорите, зачем пришли. – Она побарабанила себя по щекам, густо смазанных кремом и начала лупить подбородок снизу хлёсткими, уверенными движениями. – Меня уже ничего не смущает, – пробормотал я, усаживаясь на изысканно-хлипкий стул. – Вот и отлично. Рассказывайте, – кивнула Ирма Андреевна, бросив на меня быстрый взгляд в зеркало. – Вы должны уволить меня! – отрапортовал я. – Почему? – Я вчера напился и подрался. – Было бы хуже, если бы весь день читали Кафку, а потом рисовали закат. Я видела драку по телевизору. Вы один уложили семь человек! Браво! – Она похлопала в ладоши и опять стала лупить подбородок. – Не один, – скромно потупился я. – Мне помог хозяин кафе. – Неважно. Мне льстит, что такой парень как вы, работает воспитателем моего сына. Когда у вас тренировка? – Вы должны немедленно уволить меня! – вскочил я. – Я… я оскорбил вашу дочь! – Чем? – Удары по подбородку усилились. – Я назвал её дурой и порвал на ней халат. Ирма захохотала и перестала наконец истязать свой подбородок. – Надеюсь, халат вы порвали не в порыве страсти? – спросила она. – Нет. Я защищался. – Ясно, – кивнула хозяйка, принимаясь за пощипывание лба. – От Насти все защищаются, даже я. А «дура» для неё не оскорбление, а диагноз. Идите и работайте, если у вас, конечно, нет более веских причин уволиться. – Я съел все булки из таза! – Я продолжал настаивать на своём увольнении, потому что сроднился с идеей открыть автомастерскую. – Все?! – Ирма повернулась ко мне. Без косметики её лицо казалось моложе, мягче и симпатичнее. – Все, – радостно подтвердил я, чувствуя, что нашёл верный способ вызвать хозяйский гнев. – Вы всегда так много едите? – строго уточнила хозяйка. – О моей прожорливости ходят легенды! – заверил я Ирму Андреевну. – Хорошо, что предупредили. Я попрошу нашу кухарку Марию готовить в два раза больше. – Она отвернула к зеркалу и опять занялась своим подбородком. Я вышел из спальни с лёгким чувством разочарования, но с мыслью, что автомастерскую, в конце концов, никогда не поздно открыть. – Стойте! – вдруг окликнула меня Ирма Андреевна. Я замер и оглянулся. – Покажете мне как-нибудь пару приёмчиков? – Она выразительно побоксировала воздух. – Покажу, – пообещал я и ушёл, размышляя о том, как у таких умных и обаятельных женщин рождаются дочки-Муму. В этот раз Прохор не стал прятаться от меня в кустах. Он забился под лавочку, которая стояла на краю зелёной лужайки. – Вылезай! – присев на корточки, попросил я. – Нельзя быть таким трусишкой. – Трусишки под брюками носят, а я просто не хочу иметь с вами дела, – ответил пацан, ещё глубже утрамбовываясь под лавочку. – Э, да ты с чувством юмора! – похвалил я. – Молодец, про трусы хорошо схохмил. Но тебе всё равно придётся вылезти и иметь со мной дело. Мне платят немалые деньги за то, чтобы ты общался со мной. – Я плачу? – слегка высунул голову из-под лавочки Прохор. – Почему ты? – растерялся я. – Твоя мама. – Вот к маме и топай! – закричал Прохор, и было в этих словах нечто правильное и справедливое. – Выходи, – жалобно попросил я. – Мы с тобой побегаем, попрыгаем, я тебе пару приёмчиков покажу! – Ты бандит! – заорал пацан и так дёрнулся под лавочкой, что ножки у неё оторвались от земли. – Я видел тебя сегодня по телику! Ты дрался, убивал, насиловал и поджигал!!! – Кого это я насиловал? – поразился я. – Кого поджигал?! – А-а-а-а-а!!! – Он побежал от меня на четвереньках вместе с лавочкой. Мне порядком надоел этот цирк. Я помчался за ним. В два прыжка нагнав бегающую лавку, я с размаху сел на неё, надёжно прижав пацана к земле. – Ну, да, я бандит, – зловеще прошипел я, нагнувшись. – Поэтому тебе лучше со мной дружить. – Почему? – спросил еле живой от страха Прохор. – Потому что друзей бояться не надо! Выходи! – Нет. – Вы-хо-ди! – Я ухватил его за ремень и попытался вытащить из-под лавки, но Прохор так вцепился в ножки, что я побоялся переломать ему кости. Такого в моей педагогической практике ещё не было. Мне удавалось находить общий язык с отъявленными хулиганами, беспринципными отморозками, с патологическими отличниками и забитыми «ботаниками», но никто, никогда не забивался от меня под скамейку так, что я не мог его оттуда достать. Прохор ставил меня в тупик. – Тогда будем заниматься вместе с лавочкой! – разозлившись, заорал я, и, схватив мальчишку вместе с лавкой, потащил к бассейну. |