Онлайн книга «Всегда говори «всегда» – 2»
– Какая взрослая девица! Привет. – Здравствуйте, – важно поздоровалась Маша. – И вам привет, молодой человек! – Игорь протянул Мишке ладонь для рукопожатия. – Здорово! – Миша изо всей силы ударил ладошкой по этой холеной руке, отблескивающей бриллиантом. – Миша! – Ольга перехватила руку сына. – Все в порядке. Нормальное мужское приветствие, – сказал Игорь. Ольге вдруг стало стыдно. Ну и дурочка она со своей мнительностью! Притащила ее из своей прошлой жизни. Как старый хлам. Ну и что, что кольцо с бриллиантом да на мизинце, вон с детьми-то быстро общий язык нашел! Она вспомнила – Игорь первый зам Барышева. Да, самый первый. – Ну, я поехал, Сергей. – Давай! – Барышев ударил его по плечу – опять как старого друга – и проводил до двери. Дети умчались, Сергей закрыл дверь, подошел и поцеловал Ольгу в щеку. – Сереж, а этот Игорь, он твой самый первый зам, да? – И зам самый первый, и друг. Игорь Песков – помнишь, я тебе говорил? А что? Она не давала ему целоваться, а когда еще он вот так, среди белого дня окажется дома и никто – ни дети, ни няня – не будут им мешать? – Сереж, а он… давно твой зам? – Да какая разница, Оль? – Сереж, подожди… А кольцо на мизинце у него зачем? Он рассмеялся. Марафон поцелуев закончился, не начавшись. – Ну что ты как маленькая, Оль! Далось тебе это кольцо… На всякий случай он сделал еще одну попытку подступиться к ее губам, но она увернулась. – А сколько ему лет? – Оль… Нормальный у него возраст. Солидный. Какие еще вопросы? – Никаких. – Она отвела глаза и сделала вид, будто что-то ищет в сумке. Опять ее стало донимать беспокойство, словно комар, жужжащий над ухом, – старый хлам из прошлой жизни… Барышев ткнулся носом куда-то ей за ухо, прошептал: – Нина Евгеньевна приготовила что-то очень вкусное. Во всяком случае, пахнет в кухне заманчиво. * * * Вечером, когда Надежда уже собиралась домой, в ее кабинет зашла Дарья. Потянулась, улыбнулась, спросила: – Работаешь? – От утренней ее мрачности и следа не осталось. – Да бардак этот никак не разгребу, – Надя кивнула на заваленный бумагами стол. Дарья присела на край стола, подняла ногу и начала рассматривать узкий носок своей безупречной туфли на шпильке. – А Димка уже часа два как смылся. – Ну и что? – Надя собрала папки в стопку и пристроила их на гору бумаг. Папки немедленно съехали, прихватив с собой и бумаги. – Тьфу ты, господи, – вздохнула Надежда и, присев, стала собирать с пола эту чертову документацию, от которой ну никакого спасу нет! Везде они – справки, акты сдачи-приемки работ, счета-фактуры, платежки… И с каждым днем их все больше и больше. – Ты хоть знаешь, где он? – Дарья уставилась на Надю подведенными миндалевидными глазами. – Где, где? Дома. Надя огляделась и положила папки на подоконник. Отсюда они до утра точно не свалятся, а завтра… – Вполне возможно… а может, и… В данный момент Дарья ее раздражала. Чего выгибается тут, как кошка, ноги свои разглядывает и глазами томно поводит? Ну, пожалела ее Надя утром, и что? Что за намеки тут теперь на «толстые обстоятельства», как говорил когда-то комендант фабричного общежития. – Что может-то? – Надя уперла руки в боки, давая понять, что намеков она не понимает. – Да ничего. Ладно, пока! Мне еще со слоганом тут посидеть надо. Дарья соскользнула со стола и ушла с грацией дикой тигрицы. Надежда взяла телефон, набрала Диму. Никто не ответил. Заснул, наверное, бедненький, с нежностью подумала Надя, вспомнив, каким замотанным к концу дня выглядел Грозовский – встал рано, торчал в пробках, воевал с рабочими, которые тянули с ремонтом, носился на переговоры с заказчиками… Она сунула телефон в сумку, выключила свет в кабинете и вышла, отчетливо представляя, как Димка спит на диване в одежде, не реагируя на разрывающийся от звонков мобильник… Телефон трезвонил где-то в недрах кармана Надькиным вальсом, но взять его Дима не мог – руки были заняты пакетами. Он едва ли не зубами открыл дверь, ввалился в квартиру, бросил пакеты на пол и перевел дух. Утомительное это дело – романтический ужин. Грозовский включил свет и не удержался – на секунду зажмурился. Его квартира в стиле хай-тек превратилась в расписную кибитку. Со стены смотрели котята с бантами на шее, обрамленные золотой рамкой, на полке два фарфоровых ангелочка играли на флейтах и строем стояли слоники мал мала меньше, в углу жался огромный подсвечник «под золото», над головой от малейшего движения звенели китайские колокольчики, а возле зеркала восседал огромный пузатый Хотей. Как объяснила Надя, надо было потереть пузо этому толстому бронзовому дядьке и… то ли денег прибавится, то ли желание сбудется. Грозовский перевесил картину котятами к стене, повернул ангелочков флейтами к ней же и… потер пузо Хотею – пусть его первый кулинарный опыт удастся. Из горы пакетов он выудил букет остропахнущих лилий и свечи. Свечи вставил в подсвечник, ладно, пусть живет этот монстр, пусть пользу приносит, а лилии еле впихнул в розовую вазу с орнаментом – горлышко оказалось очень узким. После всех этих действий Дима почувствовал сильную усталость. Вот бы сейчас, не раздеваясь, упасть на диван и проспать до утра… Но он собрал волю в кулак и потащился на кухню. Ничего глупее кулинарной книги он никогда не читал. Как это – взять сто двадцать граммов сливочного масла? Где тут у Надьки аптекарские весы? Дима огляделся, надел фартук. Ну, шесть яиц – это понятно… А как отделить белки от желтков? Они, эти кулинары, фокусники, что ли? Он нашел в инструментах шило, проткнул яйца с двух сторон и через дырку попытался выдуть белок в миску. Ничего не выдулось. Да ну его к черту, решил Грозовский, и, расколотив яйца ножом, отправил в миску их содержимое. Какая разница – белок, желток? Растереть со стаканом сахара, прочитал он в кулинарном талмуде. Чем растереть, пальцами, что ли? Интересно, где Надька сахар берет? Ладно, потом разберемся… С мясом он справился быстрее – выложил готовые стейки на сковородку и поставил на слабый огонь. С десертом, правда, пришлось распрощаться – стеклянную миску с яйцами он смахнул на пол, когда в шестой раз отмерял на глазок «сто двадцать граммов» сливочного масла. Миска разлетелась по кухне миллионом осколков, а яйца растеклись по полу большой скользкой лужей. |