
Онлайн книга «Кто убил Влада Листьева?»
Он встретил следователя с улыбкой, поклонился чуточку шутовски: — Наше — вашим… Трибой не выдержал, усмехнулся: веселый человек, оказывается, этот Кошак. — Вы знаете, в одной популярной газете появилась распечатка с вашими данными… — Я читал эту газету, — прервал следователя Кошак. — И что вы скажете по этому поводу? — Обычная подстава. Кому-то нужно свалить вину за убийство Влада на меня… Кто-то пытается увести следствие в сторону, спихнуть его на кривую дорожку. — Кому это выгодно? — Тем, кто заказал и убил Влада. — А кто заказал и убил Влада? Кошак улыбнулся весело, открыто, во весь рот, как-то по-ребячьи. — За школяра меня держите, гражданин следователь? Кто же задает такие вопросы? Это верно. Но следователь на то и следователь, чтобы задавать всякие вопросы, в том числе и такие, — Трибой улыбнулся ответно. — Вы приходили в день убийства Влада во двор дома номер тридцать по Новокузнецкой улице? — Нет. — Вы помните свои слова, которые произнесли, когда вас арестовали? — Помню. В день ареста, когда на запястьях Игоря Кошкодерова защелкнулись наручники, он неожиданно заявил оперативникам, что знает, кто убил Влада, и раскрыть это дело — все равно что «два пальца об асфальт» (молодежное выражение) — словом, раз плюнуть. «Кто?» — спросили у него оперативники. «Это следователи знают и без меня. Лишь бы им не мешали». — Это я ляпнул сгоряча. — Кошак сделал скорбное лицо, и Трибой понял: Кошкодеров все знает — и кто конкретно убил Влада, и кто заказал, но имен этих не выдаст, даже если ему будут топором отрубать пальцы. Пока он молчит — будет жить, как только проговориться, хотя бы в самом малом, — ему тут же снесут голову. — Сгоряча. — Трибой хмыкнул. — Поймите, кому-то очень выгодно подставить меня, — Кошак повысил голос, прижал руки к груди, желая выглядеть как можно искренне. — Кому? — Если бы я знал. — У Кошака оттого, что он переиграл, даже голос дрогнул. «Он все знает, абсолютно все, — подумал Трибой, — только боится сказать…» — Знаете, сколько следственных изоляторов я уже сменил, а? — Ну-у… Примерно. И сколько же? — Пять. Я не успеваю даже запоминать надзирателей. А это в наших условиях, гражданин следователь, штука недопустимая. Трибой знал, что Кошак сидел в Лефортовской тюрьме, потом в «Матросской тишине», затем в Краснопресненской пересыльной, теперь вот тут… — Ценный вы человек, потому вам и дают возможность так широко попутешествовать, — сказал Трибой. Он разговаривал с Кошаком несколько часов, выдохся, а еще больше выдохся сам Кошак, но ничего добиться от него Трибой не сумел — Кошкодеров стойко держался на своем, зациклившись на двух десятках фраз, и за пределы круга, который очертил себе сам, не выходил. То же самое произошло и на следующий день. И через день. Кошак продолжал топтаться в «авторском» круге, строго следил за собою, как бы не сказать чего-нибудь лишнее. Трибой, раздосадованный, расстроенный, был вынужден прекратить допросы. — В следующий раз встретимся в другом месте, меня, думаю, снова переведут. — Кошак неожиданно по-мальчишески улыбнулся. Трибой вместо ответа лишь махнул рукой, хотел было сказать: «Да кому ты нужен, козел ты этакий!» — грубо, по-мужицки, как и положено в случаях, когда допрашиваемый виляет, будто балерина задницей в испанском танце, но смолчал. Подумал, что надо бы поискать, кто же бросил информацию о Кошаке в печать, кому выгодна эта утечка — вполне возможно, тому, кто ходит совсем рядом с Трибоем и так же, как и Трибой, носит прокурорскую или милицейскую форму. Впрочем, секретов в деле об убийстве Влада уже нет, давно нет — добрая половина Следственного управления Генеральной прокуратуры во главе с самим Михаилом Борисовичем Катышевым знает, кто убил Влада. Но одно дело — знать, и совсем другое — иметь на руках доказательства, которые убедили бы суд… Суд ныне часто ведет себя странно — не в угоду закону, как положено ему себя вести, а в угоду дяде с толстым кошельком. Кто больше судье даст, в ту сторону тот и разворачивается. В результате человек, укравший две буханки хлеба для голодных детей, получает срок, а махровый вор либо убийца с руками, испачканными в крови по самые плечи, ходят на свободе, пьют коньяк «Хенесси», отдыхать ездят на Канары, а зимний сезон проводят в швейцарских Альпах. Куда мы идем? Доказательства — это одно, а разрешение сверху — другое. Никто никогда из нынешних «кремлевских горцев» не тронет ни Хозяина, ни Бейлиса, ни Лисовского… Все повязаны. Вкруговую, одной веревкой. И если где-то у веревки будет вырезан кусок — все с нее посыпятся, будто перегорелый шашлык с шампура. Вот и приходится все это учитывать, вот и приходится Трибою вертеться. Немного успокоился он, лишь когда лежал на нижней жесткой полке купейного вагона, увозящего его назад в Москву-. Бейлис тем временем тоже совершил поездку. Вместе с одним крупным чиновником с Кремлевского холма, знатоком Европы, любителем саксонского фарфора, итальянской обуви, которая никогда не жмет (не жмет потому, что эта баснословно дорогая обувь, перед тем как попасть к клиенту, специально разнашивается манекенщиками), копченых баварских сосисок с капустой и цветного богемского стекла. Оба они, Бейлис и чиновник, любили охоту и часто сетовали на занятость:. — Работать приходится по сорок восемь часов в сутки! Времени не только на то, чтобы выпить шампанского, нет — нет даже на охоту. И тому, и другому позвонил Хозяин, предложил добродушным тоном: — Ребятки, а не съездить ли вам вдвоем на сафари? А? Я готов оплатить вам дорогу туда и обратно, а также всех зверей, которых вы настреляете. Бейлис озадаченно поскреб пальцем в затылке — это был первый случай, когда Хозяин напрямую обратился к нему, раньше он предпочитал общаться только через Феню, — произнес первое, что пришло в голову: — Да сезон сейчас вроде бы не охотничий. — Там, куда вы поедете, сезонных ограничений нет. — А куда мы поедем? — спросил заинтересованно Бейлис. — Я же сказал — на сафари. В Африку. Бейлис присвистнул: — Для охоты в Африке надо знать английский язык, а я его знаю только на уровне мычания, жестов да фразы «твоя моя дай банка пива». Хозяин в ответ также присвистнул: — Познания богатые. Но я хочу тебя не одного отправить, а с культурным человеком, который хорошо знает язык. — С кем? Хозяин назвал фамилию. Бейлис не удержался, вновь присвистнул: |