Онлайн книга «Изумрудные зубки»
|
Татьяна встала и пошла вверх по лестнице. Дверь долго никто не открывал. Татьяна стучала, звонила, и даже попинала ногой обивку. Наконец, замок щелкнул, щеколда звякнула, и на пороге появился он. Свежий, бодрый и хорошо пахнущий. Он был уже почти одет – брюки, светлая рубашка и галстук, который он теребил, поправляя узел. – Надеюсь, ты одна и трезвая? – любезно осведомился он, выглянул на площадку и осмотрелся, придерживая рукой галстучный узел, словно опасаясь, что он развяжется. – Мне нужны вещи всех твоих Тань, – сухо сказала Татьяна. Глеб куда-то сходил, и принес ворох одежды. – Мои тоже, – глянув на ворох, сказала Татьяна. – Твои потом, – резко ответил он и закрыл дверь. Она спустилась на два пролета. Там, вжавшись в стенку, стояла Сычева, которую обнюхивала грязная большая болонка. – Фу! – кричала Сычева. – Фу, дрянь такая! – Здравствуйте, песик, – сказала интеллигентная жена Глеба собаке, – идите, пожалуйста, по своим делам! На лестнице, уцепившись за поручень, стояла какая-то бабка и отчаянно плевалась: – Тьфу, на вас! Развели тут разврат! Стриптизерш окаянных стало больше, чем рабочих людей! Тьфу! Дэзи, пошли! Дэзи, тьфу на них! Собака с неохотой послушалась, отстала от голых коленок Сычевой и поплелась за хозяйкой вниз. Наверх поднимался какой-то дядька, он бочком, бочком, стараясь не смотреть на странную компанию, протиснулся мимо и прибавил ходу. Татьяна раздала вещи. Тани поспешно начали одеваться. – Ну девки, с боевым крещением! – воскликнула Сычева, влезая в свои джинсы, топик, пиджак и куртку. – Не сказать, чтобы я плохо провела время! – А уж я-то как его провела! – мрачно сказала Таня-жена, поправляя оборки на белой кофточке. – У меня, кстати, первый урок – русская литература. – Ничего, – успокоила ее Сычева, – сейчас пойдешь к маме, отмокнешь в ванной, почистишь зубы, причешешься, попьешь кофеек и будешь как огурчик. Мне, кстати, тоже через час нужно в редакции быть. У нас сегодня планерка. Главный убьет, если опоздаю. Так-то у нас график более-менее свободный, но раз в неделю, утром как штык должен быть на планерке! – У меня урок, у тебя планерка, а ты, милое создание, куда? – обратилась Таня к Татьяне. – У меня там вещи, – Татьяна виновато кивнула наверх. – Ну-ну, – усмехнулась Таня-жена. – Ну-ну, – усмехнулась Танюха-любовница. Они развернулись и стали спускаться вниз – нога в ногу, плечо к плечу. Татьяна поежилась от пробравшего ее холода и пошла наверх. * * * Дверь оказалась не заперта. Татьяна толкнула ее и шагнула в квартиру, где витал запах кофе, дорогого трубочного табака и любовных страстей. Глеб на кухне жарил яичницу. Яйца громко шкворчали в избыточном количестве масла. – Черт, не успеваю, – буднично произнес Глеб, отдернул рукав пиджака и посмотрел на часы. – Дожарь и поешь, – обратился он к Татьяне. Татьяна подошла к печке и убавила чересчур рьяные языки пламени. – Еж... я уезжаю сегодня. – Да? Почему? – Кажется, он искренне удивился. Она посмотрела в его черные, насмешливые глаза. – Как ни странно, я все еще люблю тебя, Еж. – Ты хочешь сказать, любовь зла?.. – усмехнулся он и опять посмотрел на часы. – Я хочу сказать, что сейчас не самый легкий период моей жизни. – Хочешь совет? – Нет. – Хочешь! Не бери в голову ничего, что может усложнить твою жизнь. И мою тоже. Яйца сгорели. Как-то сразу, внезапно, кружево белка почернело, приобрело несъедобный вид. Татьяна отставила сковородку в сторону и выключила газ. – Жаль, что ты не озвучивал свои принципы раньше, – сказала она. Он засмеялся и опять посмотрел на часы – на этот раз на настенные, с суетливым маятником. – Раньше! – воскликнул он. – Да мы знакомы-то были неделю. Очнись! Я никогда, ничего от тебя не скрывал! Говорил, что люблю женщин, говорил, что они любят меня, говорил, что превыше всего ставлю свою работу и свой личный успех, говорил, что не собираюсь обзаводиться детьми, потому что они забирают массу времени, денег и сил. Я всегда говорил, что не собираюсь связывать свою жизнь только с одной женщиной! – Говорил, – кивнула Татьяна, – только, кажется, я этого не слышала. – Очнись! Ведь именно за это ты стала называть меня Ежом! – он попытался обнять и поцеловать ее в висок. – Любовь зла, – отстранилась Татьяна. – Ты прав, именно это я и хотела сказать. Он мигом нацепил маску равнодушия, повернулся спиной, ушел в коридор и уже от двери крикнул: – У меня планерка с утра! Приеду часикам к трем. Приготовь что-нибудь на обед! Учти, я предпочитаю пасту с морепродуктами и фруктовые тортики на десерт! Если у тебя мало денег, возьми в серванте, в шкатулке. Пока. – Пока, – тихо сказала Татьяна. * * * Она позвонила ему с вокзала. – Еж, я уезжаю. – Что?! – Я уезжаю, Еж! Насовсем. Взяла на поезд билет. – Ну и дура, – буднично сказал Глеб и Татьяна представила, как он посматривает на часы и пыхтит своей трубкой. – Мы совсем не насладились друг другом. На фига было приезжать? – Еж... – Еж, Еж, – передразнил он, – тебе нужно было заводить тюленя, а не ежа! Слушай, а может, передумаешь? У меня тут случилась неприятность и мне понадобится твоя поддержка. Моральная и сексуальная, разумеется. И потом... я же все-таки, люблю тебя! А когда у меня еще случится командировка в этот Новосибирск! И вообще, по твоей вине тут ... – Нет, Еж. Прощай. Не пиши мне и не звони. – Она нажала отбой и зашла в вагон. В купе уже был полный набор тетушек, которые разворачивали на столике копченых куриц, готовясь к длинной дороге. Татьяна забросила чемодан, гитару, этюдник на верхнюю полку, вышла в коридор и прижалась лбом к прохладному, оконному стеклу. Поезд тронулся, перрон поплыл, многочисленные провожающие слаженно замахали руками. Татьяна закрыла глаза. Кто сказал, что Москва – холодный, недружелюбный город? Холодными и недружелюбными могут быть только люди. – Девушка, вы из какого купе? – раздался над ухом мальчишеский голос. Она повернулась, перед ней стоял белобрысый парень. У него были круглые, голубые глаза и лицо в веселых, крупных веснушках. – Из того, где куриц копченых жуют, – сказала ему Татьяна. |