
Онлайн книга «Изумрудные зубки»
– Правда? – не отставал Игнатьев. – Говорят в редакцию из уголовного розыска звонили! – Пытаясь выведать у Сычевой леденящие душу подробности, Игнатьев тем не менее не отрывал взгляд от монитора, а руки его летали над клавиатурой, набивая текст. – Кто говорит-то? – Сычева заново, очень внимательно пересмотрела все бумаги. В нижнем ящике стола, в самом дальнем углу что-то белело, какая-то скомканная бумага. Первый раз Сычева ее не заметила. Она попыталась ее достать, но бумага странным образом прилипла к задней стенке ящика. – Так говорят, ты и говоришь! – весело крикнул Игнатьев и изящно, словно пианист, взявший заключительный аккорд, оттолкнулся от клавиатуры последний раз – наверное, поставил точку. – Да нет, Игнатьев, это не я говорю, – сказала Сычева и изо всех сил дернула комок бумаги. Он с тихим треском отлепился. Оказалось, что он был прилеплен к ящику на двухсторонний скотч. Оказалось, что это не просто комок, а довольно тяжелый сверток. Сычева развернула его. На смятом бумажном ложе лежали три мутно-зеленых камня размером с перепелиное яйцо. – Скажи своей Валентине, что подслушивать разговоры шефа очень нехорошо! – крикнула Сычева Игнатьеву, быстро засунув находку в карман. Интересно, зачем хранить невзрачные камни в столе, да еще прилепив их скотчем? – Она не моя! И потом, она не подслушивает, а держится в курсе! – весело ответил Игнатьев, игривостью тона давая понять, что догадки, бродящие среди наблюдательной части сотрудников – верные. – Нет, Танюха, ну что ты там за шмон у Афанасьева устроила?! – Он подошел вплотную к перегородке и уставился через стекло на разворошенный стол. Сычева быстро собрала все бумаги и задвинула ящики. Верхний вдруг основательно заело. Она подергала его, потрясла, потом запустила внутрь руку и обнаружила, что движению мешает маленький конверт с компакт-диском, невесть как оказавшийся на пути ящика. Сычева выхватила диск и помахала им перед носом Игнатьева. – Вот! Мы вместе готовили материал. Или твоя Валентина еще не в курсе? Игнатьев ухмыльнулся там, за стеклом. Было впечатление, что он большой экзотический зверь, которого держат в террариуме для потехи публики. За своим столом она рассмотрела диск. Красным фломастером на белом конверте было нарисовано сердце, пронзенное стрелой. Сычева хмыкнула и вставила диск в дисковод. Неожиданно зазвонил мобильник. На дисплее высветился домашний телефон Афанасьева. «Глеб нашелся!» – мелькнула шальная, веселая мысль. Она схватила трубку. – Глеб!!! – Это Таня, – сказал грустный голос его жены. – А-а, черт! – разочарованно протянула Сычева. – Что-нибудь прояснилось? Глеб нашелся? – Нет, – ответила Таня и всхлипнула. Она была бесконечно женственна с этими своими всхлипами, медлительными движениями, пугливостью и неумением принимать решения в мало-мальски нестандартных ситуациях. Сычева так не умела. Хотя понимала, что именно эти качества дают мужикам возможность почувствовать себя суперменами. – Тогда зачем ты звонишь? – Сычева достала сигареты и закурила. – Тань, тут эта... девушка Глеба опять приехала... – Вешалка? – Она говорит, что никуда не уедет, пока не убедится, что с Глебом все в порядке. Она говорит, что несмотря ни на что... любит его. – Таня опять женственно всхлипнула. – Немедленно дай ей трубку, – приказала Сычева. – Алло! – услышала она взволнованный голос Татьяны. – Зачем ты вернулась? – С Глебом произошло несчастье. Это ясно, как божий день. – В ее голосе Сычевой ясно послышались нравоучительные нотки. – Мы должны разобраться все вместе, что с ним случилось. Ведь... ближе нас у него никого не было. Сычева захохотала. Она громко, до слез хохотала, пока не поймала на себе удивленные взгляды редакционных дамочек. Потрогав кончиками пальцев ресницы – не потекла ли тушь, она сказала: – Ты права, вешалка. Ближе нас у него, надеюсь, никого не было. И, пожалуй, мы действительно вместе должны разобраться, что с ним случилось. Скажи только, ты ведь не собираешься поселиться в квартире Глеба, с его женой, и питаться из его холодильника? – У меня есть где остановиться, – холодно ответила Татьяна. – И я найду чем питаться. – Ну и отлично! Значит, слушай меня. Подробненько вспоминаешь, что в последнее время тебе рассказывал Глеб, какими проблемами делился, и вечером, в семь часов, гребешь ластами в боулинг-клуб «Манеж» на Манежной площади. Таньке передашь то же самое. Жду вас вечером в баре боулинг-клуба. Пока. – Она нажала отбой. И поняла вдруг, что совсем успокоилась. Что уверенность в том, что в своем несчастье она не одна, придает ей сил. Она вспомнила про диск, щелкнула мышкой, и... громко выругалась. * * * Татьяна медленно спускалась по лестнице. Она передала Тане все, что сказала Сычева. Таня отрешенно кивнула и промолчала. Она сидела на неприбранной кровати в старом спортивном костюме и смотрела в окно. В комнате царил беспорядок. Книги валялись на полу, ящики стола и серванта были выдвинуты. Татьяна постеснялась спросить, что все это значит – все-таки это была не ее квартира, и не ее муж пропал. – Я пошла, – сказала она Тане, и та опять кивнула и опять промолчала, не отрывая взгляд от окна. Татьяна медленно спускалась по лестнице. Она приехала в Москву за своей порцией счастья, а получила свою долю испытаний. На втором этаже она остановилась и внимательно осмотрела стены. Никаких следов крови не было. Желтая стенка блестела свежеотмытой поверхностью. Татьяна потрогала это место рукой. Кто-то тщательно отмыл следы крови. Кто? Жена, любовница, милиция, или уборщица?.. Татьяна бегом ринулась вниз. У подъезда ее поджидал Паша с двумя одинаковыми чемоданами, этюдником и гитарой. – Я согласна снимать с тобой комнату на двоих у этой... Террасы. – Ура! – заорал Паша и затараторил: – Вот увидишь, все хорошо будет! Устроимся, простынкой комнату на две части перегородим и заживем! А там, глядишь, на работу устроимся и покажем этой Москве, что такое сибиряки! Слушай, я у тебя денег немного займу? Ну, свою долю, которую я за квартиру должен? Я отдам потом, чесслово, отдам! Заработаю! Куда я денусь-то с подводной лодки! Ты не подумай чего, я честный! У нас в Болотном все честные, даже жулики! Ха-ха-ха! Шутка. Слушай, у тебя что, неприятность? – заметил он, наконец, ее бледное, осунувшееся лицо. – Паша, давай мы ограничим наши с тобой отношения натянутой посреди комнаты простынкой. У тебя своя половина, у меня – своя. Я не буду посвящать тебя в свои проблемы, ты меня в свои. Идет? Иначе я не поеду с тобой к этой твоей... Мансарде. – Татьяна попыталась отобрать у него свой чемодан, но он увернулся и не отдал. |