
Онлайн книга «Аромагия»
— Благодарю! — я торопливо отстранилась, краем глаза заметив, как насмешливо блеснули глаза Исмира, как он опустил голову, пряча предательскую улыбку. Что ж, он сполна расквитался со мною за выходку с рубашкой. Неподалеку брюзжало и ворочалось море, от него словно тянуло маслом элеми — солью, водорослями, и чуть-чуть укропом. В нескольких шагах справа громоздились скалы, почти скрытые слоем льда. — Полагаю, теперь можно заняться тем, ради чего я вас сюда… привел, — голосом дракона, казалось, можно было смазывать сковородку вместо масла. Мне стоило усилия не попятиться, столь многозначительной сделалась его усмешка. А впрочем, почему бы и нет? — Я подразумевал поиски того, что привело к болезни хель… — пояснил он, скрестив руки на груди и наблюдая за моей реакцией. Сама не знаю, что превалировало в моей душе в тот момент — досада, восхищение или смущение… — Буду счастлива всемерно помочь вам! — ответила я, пряча за чопорностью растерянность. Он склонил голову и указал в сторону скал. — Скажите, вы видите там что-нибудь необычное? Теперь от Исмира больше не пахло ягодным соблазном. Бархатное контральто сандала сменилось звонким альтом лимона. Отвечать на его вопрос сходу я не стала. Издали скалы как скалы, но кто знает, что там вблизи? С некоторой опаской подошла к ним, всмотрелась в неровную поверхность… И едва не вскрикнула: трижды повторенная руна альгиз воинственно топорщила свои лучи, похожие на листья осоки. — Здесь руна альгиз! Защитный знак! — произнесла я, полуобернувшись. Такие наносят, когда хотят оградить что-то потаенное от чужого любопытства или найти укрытие от опасности. Считается, любая руна действует сильнее, если ее повторить трижды. Три, восемь, девять и двадцать четыре — священные числа Севера. Дракон не нуждался в лекции о магии. В мгновение ока он оказался рядом со мною и спросил: — Вы сможете пробраться мимо них? В его голосе звучало затаенное напряжение, а пахло от него лимоном и горькой полынью — тревожно и сосредоточенно. Я пожала плечами и двинулась в обход, где виднелся просвет между скалами. Стоило сделать всего несколько десятков шагов, и взгляду открылся берег моря. Усеянный осколками льда песок, хмурое свинцово-серое море, а на отмели возвышалась статуя. Величественная фигура хель смотрела прямо на меня — яростно, отчаянно, но сквозь гнев будто протаивали отчаяние и мольба. Пришлось тряхнуть головой, освобождаясь от завораживающей власти этого взгляда. Внизу, у подножия статуи, алели пролитой кровью руны: соуло — солнце, кеназ — факел и дагаз — день. На подгибающихся ногах я сделала несколько шагов вперед, завороженная нездоровым багровым сиянием знаков. И не удержалась от вскрика, заметив то, что раньше ускользало от взгляда: весь низ фигуры хель был будто оплавлен. Я с замершим сердцем вдруг поняла, что статуя просто таяла! Здесь, в вечных льдах, где лето длится только месяц, но и тогда снег не уступает отвоеванных позиций, и лишь кое-где, в теплых долинах и на прибрежных скалах, пробуждается жизнь. Это было так нелепо, так неуместно, что я не сразу осознала. Причиной плачевного состояния статуи были руны, огненные руны! Боги, милосердные мои боги, как вы могли это допустить?! Для нас, людей, таяние снега — это праздник. Сколько бы мы ни подражали хель, весенний Бельтайн радует сердце куда больше первого снега. Но для хель это — смерть. — Мирра! Мирра! Голос дракона, казалось, доносился издалека, как сквозь снежную толщу. Я вдруг осознала, что стою на коленях у статуи хель и яростно тру лед, пытаясь стереть злосчастные руны. Но ничего не выходило: как зачарованные, они не поддавались моим усилиям, только все ярче светились мерзким багровым светом. Никогда не думала, что знаки огня могут вызывать такое отвращение! — Мирра! — в голосе Исмира звучала неподдельная тревога. — Мирра, да отзовитесь вы, йотун вас раздери! От этого нелепого пожелания я расхохоталась — до истерики, обхватив себя руками — отчаянно пытаясь унять смех. — Что с вами стряслось? Мирра, вы слышите меня? — Слышу! — отозвалась я, силой давя прорывающийся нервный хохот. Он клокотал в груди, колол горло острыми смешинками. — Здесь… Здесь статуя и руны… Отчего-то мысли путались, а язык будто позабыл слова. Магия или попросту усталость? Только сейчас я вспомнила, что толком не спала почти двое суток. «Девять часов сна — залог здоровья! А от бессонницы хороши хмель, лаванда, сандал…» — учила бабушка, капая на мою подушку масло лаванды. Мы, малышня, озоровали и все никак не хотели уняться, хотя давно наступило время укладываться в постель. Разумеется, бабуля никак не могла обойтись без попутной лекции по аромагии. — Идите ко мне, Мирра! — ворвался в мои сонные размышления требовательный голос Исмира. Мысли громоздились торосами, сталкивались с грохотом. — Немедленно! — Сейчас… Не помню, как я выбралась. — Что вы делали там делали? Неужели вы не соображаете… — набросился на меня дракон, стоило оказаться в пределах его досягаемости. Недослушав, я покачнулась. — Холодно, — пожаловалась тихо, вдруг осознав себя в надежных объятиях Исмира. — Во имя Исы, вы совсем замерзли! — Очень… наблюдательно! — с усилием отозвалась я, силясь насмешливо улыбнуться. Веки слипались, будто покрытые клейкой смолой, а тело почти не чувствовалось. Мир вокруг плавно кружился, укачивая своевольную дочь… И умиротворяющее благоухание сандала совсем рядом… — Не смейте спать! Слышите меня, не смейте! Йотун вас раздери! — ругался дракон, зачем-то торопливо меня раздевая. — Повторяетесь, — прошептала я с дурацким смешком. В конце концов, мне все это снилось, а во сне можно позволить себе вести себя нелепо… Сначала я даже не почувствовала, что делал Исмир. Этот бессовестный дракон стянул с меня почти всю одежду и прижал меня к себе, гладя спину, плечи, руки, лицо, шепча что-то непонятное… Странно, но становилось все теплее и теплее, холод неохотно отступал и в отместку колол руки и ноги тысячами тоненьких иголок. Говорят, замерзающий человек в конце концов перестает чувствовать мороз и умирает тихо, будто заснув. Значит, и я умираю? Но уже было решительно все равно, лишь бы дальше лежать вот так, нежась в объятиях дракона… — Что вы делаете? — встрепенулась я, осознав, что отнюдь не сплю, а руки Исмира беззастенчиво скользят по моей спине под тонкой рубашкой. Если учесть, что сам он по-прежнему был в одних штанах, то ситуация складывалась пикантная. |