Онлайн книга «Фокиниада»
|
В ванной всё обстояло столь же безлико и по-стариковски убого. Хозяйственное мыло в мыльнице, жестяной тазик, стиральная доска вместо машины и ковшик вместо сломанного душа. – Вот жмоты, – возмутился Фокин, – не могут старухе быт обустроить. Богатеи хреновы! Луч фонаря скользнул по стене, по унитазу, по раковине, и вдруг выхватил в узком фаянсовом пространстве возле крана что-то изящное, маленькое и блестящее. Севка нагнулся, настойчиво уперев луч фонарика в свою находку. – Вась! – позвал он. – Иди сюда! – Ну чего? – приплёлся Лаврухин. – Дохлого таракана нашёл? – Глянь сюда, – кивнул Сева на раковину. – Ну, колечко, – пригнувшись, Вася без интереса посмотрел на предмет, который освещал луч света. – И что? – Вась, я, конечно, понимаю, что ты в отпуске, а я за деньги работаю и поэтому менее объективен, чем ты, но сам подумай, откуда у бабки золотое кольцо с топазом? – Это кольцо Жанны. Она мыла руки, вот и сняла его. А надеть забыла! – Не-ет, – улыбнулся Севка, чувствуя, что тот самый триумфальный момент настал: вот она – вспышка, мысль, озарение, которое может привести к разгадке. Двумя пальцами, осторожно, он взял кольцо. – Не-ет, Лаврухин! Это колечко тысяч двадцать рублей стоит, не больше. По банкирским меркам – дешёвка. Штамповка питерского или московского завода. Не стала бы Жанна Говорухина свой статус портить таким колечком. Она трусы, извините, дороже носила. Нет, это не её колечко. – А чьё?! – вылупился на Севу Лаврухин. – Женщины среднего достатка. – Что ты хочешь этим сказать? – Только то, что это кольцо женщины среднего достатка. – У меня отпуск! – заорал Лаврухин. – Я домой хочу! Спать! – Тише, – взмолился Сева. – Тише, а то нас как грабителей заметут твои же коллеги. – Фокин сунул кольцо в карман и вдруг отчётливо услышал, что в замке поворачивается ключ. – Ох, ё! – присел от страха Лаврухин. Погасив фонарь, Севка вытолкал Васю в коридор, а потом в комнату. – На балкон, на балкон давай! – шёпотом завопил Фокин. – Где?! Где балкон-то?! – заметался в темноте Лаврухин. – Нет балкона! В коридоре уже открывалась дверь, искать балкон было некогда. Фокин плюхнулся на пол и втиснулся под кровать. Лаврухин сделал то же самое, с той только разницей, что оказался не на полу, а на Севе: места под узкой кроватью на двоих не было, поэтому получилась шаткая пирамида – Севка, сверху Лаврухин, а на нём деревянная узенькая лежанка, ножки которой оторвались от пола. Кровать чутко реагировала на любое движение, вибрируя при каждом вдохе и выдохе своей «живой подставки». – Ноги подтяни! Торчат до середины комнаты, – шепнул Сева Лаврухину, чей затылок упирался ему в лицо. Лаврухин согнул колени, отчего кровать ещё больше вздыбилась и приподнялась над полом. В более бездарную ситуацию Севка в жизни не попадал. В особенности его смущало положение снизу. Вернее – «под». Парик Лаврухина пах табаком и синтетикой, отчего Фокину стало совсем тошно. Тот, кто вошёл в квартиру, потоптался в коридоре и вошёл в ванную. – Лучше бы я к тёще на дачу поехал, – еле слышно шепнул Лаврухин. – Теперь ты обязан на мне жениться, сволочь, – крякнул в ответ Фокин. – А, по-моему, ты на мне. – Мысль интересная! Но я тебя не люблю. – Я тебя тоже. Можешь не дёргаться подо мной, противный? – Если только ты перестанешь ёрзать на мне, дорогой. Они замолчали, потому что дверь ванной открылась, и кто-то, стараясь ступать бесшумно, зашёл в комнату. Вспыхнул слабый голубоватый свет, Севка подумал фонарик, но по коротким электронным «пикам» догадался, что это мобильный. И тут Фокин увидел удивительные ботинки. Рыжие, огромные «казаки», размера сорок восьмого, длинные носы которых зрительно делали их ещё больше. – Я ничего не нашёл, – сказал густой бас взволнованно. – Да, я очень хорошо посмотрел! Знаешь, у меня впечатление, что в квартире побывал кто-то, кроме оперативников и следователей. Печать сорвана и… чесноком очень сильно воняет. Ботинки вплотную подошли к кровати, носками едва не коснувшись Севкиной щеки, развернулись пятками и… Парень, болтавший по телефону, со всего маху сел на кровать. Килограммов в нём было, наверное, около ста, а, может, и больше. Фокин почувствовал себя мухой, погибающей от удара тапком. Или кто там от этого погибает… – Б… дь, – громко сказал Лаврухин. – Я в отпуске, или где? В ответ раздался короткий выстрел. Пуля с мерзким визгом впилась в изголовье кровати, «казаки» метнулись к окну. Ещё три выстрела пробуравили стену и сшибли на пол горшок с геранью. Пальба была, как принято говорить, «беспорядочной» и сильно отдавала дикой паникой. Извернувшись, Фокин выкатился из-под Лаврухина, на ходу выдёргивая из кобуры пистолет. В отличие от Лаврухина, непрошенный гость быстро нашёл балконную дверь. Вырвав шпингалет с мясом, он рывком распахнул её и молниеносно, без тени сомнений, сиганул со второго этажа вниз. Севка бросился за ним на балкон, и даже прицелился, и даже «Стой, буду стрелять!» крикнул, и даже пальнул предупредительно в воздух, но большой силуэт в огромных ботинках, петляя, скрылся за углом соседнего дома. – Ну, что? – подошёл сзади Вася. – Ушёл? – Лаврухин, гад, ты мог промолчать, когда он на нас сел? – горестно спросил Севка. – Нет, – покачал головой Вася и вдруг заорал, забыв о конспирации, о том, что они стоят на балконе: – Нет! Я не могу молчать, когда на меня садится какой-то… какой-то… – Чудак, – подсказал Сева. – Мудак! Я… я в этом… – Отпуске! – Да! А он меня чуть не… – Раздавил. – Убил! – Лаврухин сорвал с головы парик, утёр им лицо и надел обратно, чуть набекрень. – Если мы немедленно отсюда не уберёмся, нас поймают твои коллеги, – заметил Сева. Лаврухина как ветром сдуло. Фокин едва успел выскочить за ним из квартиры, прыжками преодолеть лестницу и выбежать из подъезда. Так быстро в последний раз он бегал только в туалет, когда отравился грибами. * * * – Это было пошло, Вася, – в третий раз повторил Фокин, когда они с Лаврухиным шли по ночному парку, сокращая путь к остановке. – Ну что это такое: «Б… дь, я в отпуске, или где?». – Но я действительно в отпуске! Какого чёрта я должен лежать мало того, что на тебе, мало того, что под кроватью, так ещё и под чьей-то преступной задницей! |